– Да, это он, – она снова улыбается.

– Какое красивое имя, – говорит Мередит, а я думаю, что мой брат никогда бы не выбрал такое.

Но, честно говоря, я больше не представляю Дэниела рядом с Софи. Я пытаюсь представить, каким бы он стал сейчас – а это непросто, – но все равно не вижу его рядом с нынешней Софи.

– Спасибо. Он милый мальчик, – Софи раздувается от гордости, как родители, когда речь заходит об их детях, – а у вас есть дети?

– Харпер. Ей четыре года, – отвечает Мередит радостно. Она тоже гордится.

– Какой чудесный возраст!

Мередит согласно кивает и говорит:

– Джози тоже планирует родить…

Я удивленно смотрю на нее, а Софи спрашивает:

– Так ты беременна?

– Нет. Я собираюсь сделать инсеминацию донорской спермой. На днях.

Софи наклоняет голову набок и смотрит на меня уважительно.

– Великолепно. Ты молодец.

– Спасибо. Я в предвкушении.

– Так и должно быть, – кивает она, и мы заводим оживленный разговор о беременности, родах и материнстве.

Я думаю: «Когда наконец кто-то из нас упомянет Дэниела?»

Почти через час мы оказываемся за уютным угловым столиком в «Кафе Люксембург», шумном бистро, где Софи явно часто бывает. Она заказывает еще одну бутылку вина, которая сильно упрощает разговор. К тому времени как приносят закуски, о Дэниеле еще никто не заговаривал, и я решаю, что не могу больше ждать. Я ищу подходящие слова и нахожу – Мередит как раз хвалит вино, выбранное Софи.

– Я рада, что тебе понравилось, – говорит она, – я не очень разбираюсь в вине, но бывала на этой винодельне.

– Ты не разбираешься в вине? Странно. Дэниел всегда хвастался, какая ты искушенная.

Мне кажется, к вину это как раз и относится.

Она улыбается и говорит:

– Мне кажется, дело в моем акценте. Вообще-то, я была совсем молоденькая, когда познакомилась с Дэниелом, какая уж тут искушенность.

– Ну да, – я до странности рада, что мне удалось заставить ее произнести его имя.

– Точно была, – настаивает она.

Я смеюсь, но по-доброму.

– Софи, ты изучала медицину в Йеле. А до этого училась в Оксфорде. И наверняка заканчивала какую-нибудь модную частную школу.

– Да, – она накалывает морковку на вилку, – но я была приходящей ученицей.

– А, приходящей. Ну да, это все меняет.

Софи хохочет над собой, но потом становится серьезной.

– Честно. Я выросла примерно в тех же обстоятельствах, что и вы. В комфорте, но не в роскоши. Мне понравился ваш дом, – неуверенно добавляет она, – и Атланта такая красивая. Это большой город, но одновременно такой зеленый… Вы жили совершенно идеальной жизнью, – тут она в ужасе замолкает, – ну, так я теперь вспоминаю дни, когда была там… с Дэниелом, – она краснеет и утыкается взглядом в тарелку. Другими словами, она имеет в виду свой первый визит. Не тот раз, когда она приезжала на похороны.

Мне так неудобно, что я начинаю ее жалеть. Трогаю ее за руку:

– Мы поняли, что ты имела в виду.

– Боже мой, – Софи в ужасе качает головой, и я впервые думаю: «А как она-то узнала?»

– Где ты была, когда узнала о Дэниеле? – я запиваю вопрос вином.

Софи вздыхает.

– Я ехала в Альберт-холл с бабушкой. Мы собирались на «Песни при свечах»… У нас была такая традиция, – Софи закусывает губу. Глаза у нее грустные. – У меня зазвонил телефон. Определился номер Дэниела. Я так обрадовалась, что он позвонил. Я рассказывала о нем бабушке, но сама уже весь день не могла до него дозвониться.

Я понимаю, что задержала дыхание. Хорошо, что она наконец ведет себя, как полагается.

– Но это был, конечно, не Дэниел. Звонил его друг Нолан.

Глядя на Софи, я указываю на свою сестру.

– Мередит вышла за него замуж.

– Правда? – удивляется Софи.

– А мама тебе не говорила? – я уверена, что говорила.

Пусть Софи признается, что все забыла.

– Говорила, наверное, если подумать, – она смотрит на Мередит, – это очень хорошо. Для вашей семьи.

Я чувствую, что Мередит напрягается. Глаза у нее делаются стальными.

– Да. Мы поженились и переехали в родительский дом.

– Это отличный дом! – говорит Софи. – И Атланта такая чудесная.

– А ты не думала, что могла бы там жить? Если бы вышла замуж за Дэниела?

Софи часто моргает, глядя на меня. Она открывает рот, но ничего не говорит. Кажется, эта мысль никогда не приходила ей в голову.

– Не знаю, – наконец говорит она.

– А ты вообще думала, что могла бы выйти за него замуж?

Наступает неприятное молчание, но я не собираюсь говорить первой и помогать этим Софи. Мередит тоже не собирается.

– Джози, – наконец говорит Софи, явно мучающаяся чувством вины, – я не знаю ответа. Слишком много переменных.

Лично мне кажется, что переменная только одна: любовь.

– Например? – спрашиваю я.

– Например, ординатура. Попали бы мы в одно место? Стипендии. Мы были так молоды, а времена были сложные.

– Ты его любила?

– Да, любила. Но… я не знаю.

Ее ответ подтверждает мои опасения. Я ценю ее честность, но все равно чувствую, что она предала Дэниела. Мне хочется заорать что-то вроде: «Как ты смеешь не говорить, что наш брат был любовью всей твоей жизни, что ты никогда не встречала человека лучше него? Что ты так и не пережила потери?»

Я смотрю на Мередит и на мгновение мне кажется, что она чувствует то же самое. Это приятно. Я понимаю, что, несмотря на разницу наших решений и манер, основные эмоциональные реакции на важные вещи у нас совпадают.

И я очень благодарна сестре за это.

Мередит прочищает горло и продолжает допрос с того места, где я закончила. Кажется, ее уже меньше заботит соблюдение приличий.

– Тот вечер, когда ты улетела в Лондон… Перед аварией. Дэниел тогда сидел в кухне и говорил с мамой о тебе. Она тебе об этом не рассказывала?

Софи снова повторяет свой ужасный ответ:

– Может быть. Я не помню точно…

Сестра задирает подбородок и продолжает ясно и четко:

– Я могу тебе рассказать. Он говорил, что никогда не встречал никого похожего на тебя. Что он хочет на тебе жениться по множеству причин, в том числе потому, что ты станешь великолепной матерью.

– Как трогательно, – голос у Софи дрожит.

Я надеюсь, что от горя и стыда за то, что она ничего подобного не чувствовала. Или хотя бы за то, что она не притворилась.