* * *

– Мари, я сегодня должен встретиться с Рафой, уже две недели как мы не виделись, только по телефону общались. Хочешь к нам присоединиться?

– К сожалению, не могу. Родители на нервах, не знают, что делать. Тереза все больше и больше определяется, она и слышать не хочет о поездке. А я, несмотря на все просьбы родителей, не могу ничего с ней поделать, ведь я сама лучший пример, что ей мои слова. И, наконец, Тереза взрослая девушка, пусть сама решает свои проблемы. Покупатели дома готовы заплатить, но с условием немедленного оформления у нотариуса. Дают нам не больше месяца, чтобы освободить дом. Они из Баку, их самих оттуда выживают. По их рассказам, в Азербайджане с каждым днем усиливаются националистические настроения, всех немусульман выдавливают из Баку, особенно тех, у кого хорошая, прибыльная работа. Армянам, евреям, русским приходится уезжать – разве что с последними себя ведут поаккуратнее. В общем, борьба за «опору на местные кадры» превратилась в очевидную борьбу за экономические блага.

– Понятно, значит, после работы приеду.

– Только не забудь – дома нет обеда, Айкануш занята только упаковкой вещей, а мама не в силах что-то готовить сама. Салат, сыр и прочие пустяки есть. Лучше дома пообедай и приходи.

– Может, привезти тебе что-нибудь из ресторана? Чего бы ты хотела?

– Ну, если ты такой великодушный и располагаешь средствами, тогда выполни мою скромную просьбу: я хочу семгу, жареные овощи, люля-кебаб из курицы и ламаджо [18] .

– Да ты прямо Гаргантюа! Какой у тебя хороший аппетит! Ты начинаешь меня удивлять.

– Сама стараюсь себя ограничивать, но ведь хочется! Да и приходится делиться кое с кем.

– Да, я же совсем забыл, что вас уже двое!

Вечером забрал из соседнего ресторана ужин на пятерых и, заплатив неизменные три рубля за каждого, через двадцать минут уже был у Мари.

– Мадам Сильвия, мсье Азат, я принес ужин! Я тоже голоден, скорее за стол. А где наш молодой архитектор?

– Со своим другом обсуждают жизненные перспективы, по-видимому, у них назревает большая любовь. Не хочет отставать от старшей сестры. Дурной пример, как мы знаем, заразителен, – вздохнул мсье Азат.

– Кстати, есть молча, конечно, полезно для пищеварения, но давайте сочетать полезное с приятным, – заявила мадам Сильвия. – Скоро состояние Мари будет заметно, неудобно в таком виде идти в загс или показываться в обществе. Может, ускорим все формальности? Мы говорили с адвокатом, имеющим опыт в иммиграционных делах. Он сказал, что если узаконить ваши отношения, то ты, Давид, должен будешь или уехать, или развестись с ней.

– Да, мы об этом говорили, но ведь Мари остается.

– А не лучше ли другой вариант? – перебил меня мсье Азат. – Мари уезжает на время с нами, вы пока не расписываетесь, она через определенный срок получает права резидента и вид на жительство, рожает ребенка, который потом будет иметь преимущественное право французского гражданства, и потом только возвращается сюда. Тогда и узаконите ваши отношения. Мари получит право в любое время навещать нас, ты тоже, как законный муж, сможешь им воспользоваться. У ребенка откроются большие перспективы для дальнейшей жизни, к тому же, если что – а в этой стране всегда возможно «если что», – он тут же сможет приехать во Францию.

– Это уже какой-то новый оборот. Все время находите другие варианты. Я хотел бы, чтобы Мари была рядом, а там видно будет.

– Давид, – снова вступила Сильвия, – ты даже не представляешь, какая там медицина, в какой клинике будет рожать Мари! Никакого сравнения со здешними варварскими условиями.

– А что может случиться с Мари? Я тоже родился здесь, как и многие другие, вполне нормальная медицина. К тому же родить ребенка – это же не нейрохирургия или еще какие-нибудь сверхсложные завоевания науки. Мари здорова, она спортсменка, вчера еще лихо прыгала и била по мячу на волейбольной площадке!

– Не скажи, мой мальчик, мало ли как может все обернуться! Вдруг во время родов обнаружится какая-нибудь болезнь?

– Мари, что ты молчишь? – подтолкнул я ее. – Может, у тебя какая-то скрытая болезнь, о которой ты не хочешь говорить?

– Какая еще болезнь?

– Ну, скажем, тугодумие, умственная отсталость. Может, ты даун? Или у тебя косноязычие? Между прочим, по каждой телепередаче я в этом убеждаюсь все больше и больше…

– Удивительно, что ты все это обнаружил после четырех лет общения. Может, это результат присущих именно тебе этих прелестных недугов?

– Хватит, дети, не дурачьтесь, мы говорим о серьезных вещах, – нахмурился мсье Азат.

– Давид, может, стоит подумать, ведь мои родители так просят?

– Умоляю, Давид, на колени готова встать! – сжала руки мадам Сильвия. – Это такой хороший шанс для нашей семьи! Буду знать, что моя дочь и внук в любое время могут навещать меня… А может, и Тереза последует ее примеру…

* * *

– Левон, добрый день! Мне сказали, что ты хочешь меня видеть. Готов перевернуть горы и перекрыть реки. Наконец, на Луну полететь за презренный желтый металл. Жду указаний.

– Молодец, решительно настроен. Видать, твоя девушка тебе дорого обходится, ты уже до ручки дошел. Я что хотел тебе сказать: в этой подлой среде каждый час что-то меняется. Хищники посильнее нас почуяли запах крови, хотят дело забрать в городскую прокуратуру. Дичь оказалась слишком крупной и легкой для районного уровня. Это во-первых. Во-вторых, твои друзья могли перестараться и зарядить других сердобольных гуманистов уже из городской или из республиканской прокуратуры. Посмотрим, наш прокурор может отыграть обратно. Я ему уже в общих тонах обрисовал ситуацию. Мужик он нормальный, понимает, что ему достанется лучший кусок добычи, а ты, мой молодой друг, удовлетворяйся своими мелкими хулиганами и карманниками. Большая охота у тебя еще впереди. Пока что мы с тобой не акулы – по крайней мере, нам дали понять, что мы только на рыбу-лоцмана тянем. Надо подрасти, тогда можно и зубы показывать.

– Да, Левон, огорчил ты меня. Но я кончать жизнь самоубийством не собираюсь! Хоть и обидно – я уже начал представлять себя за рулем черной машины, рядом со мной Мари, окна открыты, музыка включена…

– Не ты один, – усмехнулся Левон, – все фраера именно так начинают. Вместо того чтобы, сорвав большой куш, ходить первое время в рваном пиджаке, они покупают новую машину, как правило, черного цвета, и обвешивают своих жен и подруг золотыми побрякушками, как новогодние елки. А вообще, мой принцип такой: что должно получиться, то получается, а если нет, то и сожалеть не о чем.

* * *

Время близилось к полудню, я проголодался, а полный кошелек настраивал на оптимистический лад. Утром я попросил папу одолжить мне денег, и тот, как всегда, велел написать шуточное заявление – мы с братом писали их, если у нас внезапно заканчивались собственные средства. Мама ставила на них свою резолюцию, а отец выделял пятьдесят процентов указанной суммы, повторяя: «Запомни, просящему дают половину того, что он просит. Это закон жизни». Я знал, что папа сохраняет эти листки, чтобы потом при случае показать своим внукам, если мы вдруг окажемся недостаточно щедрыми по отношению к ним.