Сомер снова поворачивается к Фейт.

– Не возражаешь, если я у тебя кое-что спрошу?

– Конечно, – та пожимает плечами.

– Знаю, ты сказала, что тебя, возможно, увезли не в фургоне. Как ты полагаешь, это могла быть легковая машина? И довольно маленькая?

Фейт широко раскрывает глаза.

– Вы думаете, что знаете, кто это был?

– Есть один человек, с которым мы хотим поговорить, но это все, что я могу сказать в настоящий момент.

– Но разве вы не можете осмотреть его машину – ну, провести криминалистическую экспертизу?

– Этот человек утверждает, что у него алиби на то утро, однако мы еще не успели его проверить. А тем временем – да, мы проводим осмотр его машины. Но если ты сможешь еще что-нибудь вспомнить, нам это очень поможет.

Фейт огорчена.

– Очень сожалею, но я просто больше ничего не знаю. Мне хочется вам помочь, но…

– Ничего страшного, – поспешно успокаивает ее Сомер. – Все в порядке. Я тебя понимаю.

Фейт оглядывается на толпу вокруг телекамер.

– О, там мои подруги – вы ничего не имеете против? Мы договорились встретиться.

Сомер прослеживает ее взгляд. Две девушки машут Фейт, одна из них – это Джесс Бердсли, та, с которой Сомер разговаривала в кафе.

– Я рада, что у тебя появились подруги. Это просто замечательно. И Джесс, по-моему, очень милая девушка.

Фейт смущенно улыбается.

– Да, это единственное хорошее из всего этого дерьма. Как оказалось, брат Джесс тоже трансвестит. Она не видит в этом ничего страшного.

Такие простые слова – но в них заключена целая вселенная. В которой Фейт принимают, в которой перед ней открывается возможность начать новую жизнь.

Сомер провожает ее взглядом, видит, как она обнимается с подругами. Возможно, из всей этой боли выйдет что-то хорошее. Вопреки всему.

* * *

«Саша» провожает взглядом отъезжающий автобус, затем проходит к остановке и садится на скамейку. Смотрит на телефон, потом снова встает. Озабоченно оглядывается по сторонам. Судя по всему, она кого-то ждет.

Внезапно весь свет гаснет.

* * *

Телекамеры выключаются, и девушка, изображавшая Сашу, оборачивается и ищет взглядом свою мать, ожидая похвалы. И возможно, она ее заслужила – возможно, она действительно сыграла свою роль правдоподобно, потому что Патси и Лия прильнули друг к другу, рыдая, а когда дверь автобуса открывается, Изабель выходит из него нетвердой походкой и со слезами падает в объятия Жасмин. Эверетт видит, как та набрасывает на плечи девушке одеяло и уводит ее, словно жертву землетрясения. И возможно, это не так уж далеко от истины, думает Эверетт; потому что беда, обрушившаяся на этих трех девушек, разбила вдребезги все то, на что они опирались, и даже если вера будет восстановлена, в ней все равно останется скрытая от глаз трещина.

В нескольких ярдах от нее Джонатан Блейк снова говорит, теперь уже перед другой группой журналистов. Похоже, он нашел свое призвание, презрительно думает Эверетт и тотчас же строго отчитывает себя за цинизм. Быть может, этот человек просто хочет помочь. Один из корреспондентов перебивает Блейка и спрашивает, можно ли сфотографировать его вместе с новой семьей, и после недолгих скромных возражений Блейк подзывает свою подругу.

– Рейч! Похоже, тут нужны и вы с Лайэмом.

– Фантастика! – восклицает корреспондент, пока фотограф устанавливает пару и их ребенка на фоне толпы. – Маленький братик, которого Саша так и не увидела. Мой редактор будет просто в восторге!

* * *

После того как муж в восемь утра уходит на работу, Алекс Фаули позволяет себе поваляться в постели еще полчаса, после чего заставляет себя пойти в душ и включить воду. Прежде чем шагнуть под струи, она проверяет температуру и напор: не слишком горячо, не слишком сильно. Алекс тщательно намыливается, нежно прикасаясь к коже в тех местах, где та растянулась вокруг ребенка. Ребенок шевелится, и она улыбается. Все в порядке. Все хорошо. И теперь осталось уже совсем недолго. Еще всего семнадцать недель. Сто девятнадцать дней…

Звонок Алекс слышит только тогда, когда выключает душ и осторожно переступает на коврик. Это ее сотовый, должно быть, она оставила его на кухне. Решив не отвечать, Алекс берет полотенце и обматывает им голову. Звонки прекращаются, но меньше чем через полминуты возобновляются. К тому времени, как Алекс спускается вниз и находит телефон, она уже успевает убедить себя в том, что это всего лишь Адам, звонит, чтобы узнать, как у нее дела; однако, когда она берет телефон, на экране номер ее офиса.

– Алло! Сью? Это Алекс – ты мне звонила?

Очевидно, звонила. Речь идет об одном из самых важных клиентов Алекс. Об одном из самых важных клиентов фирмы. Сжатые сроки, проблемы с налогами, а напарница, замещавшая Алекс, заболела, и еще… и еще… и еще…

Алекс вздыхает: ей нужно ехать на работу. Но, если повезет, это займет всего пару часов. Она вернется домой задолго до Адама. Он ни о чем даже не узнает.

– Ладно, – говорит Алекс. – Я только что из душа, но приеду, как только смогу.

– Ой, спасибо! – выдыхает помощница. Без вопросов, – мысленно напоминает себе Алекс, – очень толковая и честолюбивая, но все еще жутко неопытная. – Вы так добры!

– Без проблем, – говорит Алекс, стараясь изобразить больше оживления, чем чувствует на самом деле. – Тебе нужно продержаться всего час. Я мигом!

* * *

Рут Галлахер не помнит, когда в последний раз заглядывала в кабинет к Алану Чаллоу. Полгода назад? Еще раньше? В прошлом году она вела три или четыре дела об убийстве, но с криминалистами обыкновенно общается сержант. Что же касается Алана Чаллоу, это он приходит к кому-то, а не наоборот, поэтому приглашение в его владения – это по меньшей мере аномалия. Галлахер хочется думать, что у Чаллоу для нее что-то важное, но долгие годы работы в отделе особо опасных преступлений приучили ее не тешить себя ложными надеждами.

На стук никто не отвечает, тогда Галлахер толкает дверь и видит, что кабинет пуст. Здесь все в точности так, как она помнит, – вид на автомобильную парковку, тщательный порядок на столе, полное отсутствие чего бы то ни было личного. Галлахер сильна в мелочах – умеет находить смысл в чем-то вроде бы тривиальном: о своей новой команде она по «осадочным породам» на письменных столах узнала почти столько же, сколько из личных дел. Фотографии маленького ребенка, засунутые по периметру экрана компьютера Гислингхэма; горшок с ухоженным растением Эверетт; а у Сомер фотография женщины, настолько похожей на нее, что они, наверное, родные сестры; небрежная россыпь на столе у Куинна; обертки от шоколадок, спрятанные в мусорной корзине под столом Бакстера. Что касается Фаули, у него тоже есть фотография. Его жена и сын на пляже, загорелые, босиком, клонящееся к закату солнце позади них окрасило им волосы в красный цвет, сделав сходство еще более поразительным. Джейк Фаули улыбается, несколько сдержанно. Наверное, снимок был сделан летом того года, когда он умер.