как раз в один из походных костров армии союзников, далеко разбросав тлеющие угольки и подняв высокий столб дыма. Следующий выстрел был столь же точен. Солдаты Веллингтона, которые в течение всего дня проявляли стойкость, выдержав обстрел французской артиллерии и атаки кирасиров, оставив свои костры, бросились наутек. Потери среди офицеров были значительными. Некоторые офицеры, считая победу полной, нашли более удобные места для ночлега. Мало кто из них оказался на месте, и мог навести порядок. Когда вновь загрохотала пушка и опять появились гусары, вопившие об опасности, отступление уже набрало силу и вовлекало все большие массы людей, которые ругались, толкались и бежали. Прошло достаточно много времени, прежде чем несколько барабанов пробили сигнал к сбору, а верховые офицеры, изрыгая проклятия, врезались в толпу беглецов.

Мерль, увеличив количество лошадей в упряжке, которая везла пушку, повернул на запад и, проехав с четверть мили, истратил оставшиеся заряды. Тем временем его драгуны спешились и сделали несколько ружейных залпов, чтобы усилить эффект представления. Затем они рысью ускакали прочь.

В конце концов суета в британском лагере улеглась, солдаты, громко обвиняя других и оправдывая себя, искали свои подразделения. Между тем другая волна беглецов двигалась к Брюсселю, вопя о разгроме и поражении. Эскадрон из состава еще надежного 1-го Германского Королевского легиона гусар, проводивший разведку в южном направлении, не сумел никого обнаружить. Тем не менее все были начеку и спали лишь урывками.

На исходе ночи в штабе герцога, расположенном в Ватерлоо, открылся военный совет. Довольно скверная обстановка, в которой он начинался, стремительно ухудшалась. Веллингтон был физически измучен и морально опустошен. Он потерял инициативу и был почти разбит. Победа, которая досталась ему с таким трудом, теперь, казалось, ускользала из рук. Его армии был нанесен сильнейший удар, некоторые соединения до сих пор находились в полном смятении, а его главные военачальники либо погибли, либо были не в состоянии выполнять свои функции.

Пруссаки быстро доказали, что они пострадали не меньше. Старый Блюхер и Гнейзенау пропали, и никто не знал, что с ними и где они. Единого командования больше не существовало. На долю их уцелевшего старшего военачальника графа Бюлова выпал очень тяжелый день и не менее тяжелая ночь. Единственное, в чем он был твердо убежден, так это в том, что он будет выполнять лишь приказы старшего по званию военачальника, который состоит на прусской службе[92]. Силы его корпуса были разбросаны в районе Женаппа, но точное местоположение подразделений никто не знал. Была потеряна связь с III корпусом Тильманна, и, судя по всему, он попал в трудное положение. Офицер штаба II корпуса Пирха решительно утверждал, что корпус получил приказ Гнейзенау двигаться на выручку Тильманну. До тех пор пока соответствующее прусское руководство не отменит этот приказ, Пирх будет продолжать его выполнять. Прусская армия, подумал герцог, напоминает обезглавленного петуха.

Цитен приехал поздно. Ночные приключения значительно ухудшили его состояние. Но морально он был уязвлен гораздо больше, нежели физически. Он открыто заявил о том, что герцог пренебрег его предостережениями по поводу крупного наступления французов. Веллингтон не выполнил своего обещания оказать поддержку Блюхеру при Лижни. Он неумело руководил вчерашним сражением и был бы наголову разбит, если бы не пруссаки, которые предприняли нечеловеческие усилия, чтобы спасти его. Теперь он пытается отдавать им приказы! Лично он, Цитен, не выполнит ни одного!

Герцог посмотрел на Цитена с высокомерием англо-ирландского аристократа, который уличил крестьянина, забравшегося в его курятник, а затем обратился к пруссаку с тем ледяным презрением, которое (как тайком рассказывали его офицеры после третьей бутылки вина) уже довело немало несчастных подчиненных герцога до самоубийства. Это было просто изуверское высокомерие. Цитен, не понимая и одного слова из десяти, тем не менее сумел уловить общее содержание высказываний герцога, которое его ошеломило. Он выпалил, что всего золота Англии не хватит, чтобы купить честь одного пруссака. Он (Цитен) соединится с войсками Пирха и Тильманна и сам прикончит Бонапарта. После этого он покинул совет, хлопнув дверью. Бюлов сбивчиво произнес несколько фраз, сопровождая их жестами, и покорно последовал за Цитеном.

Перевязанный адъютант, едва переставляя ноги, подошел к герцогу, протянув ему запечатанный пакет: «Курьером из Монса, Ваша Милость».

События на севере

А в это время на севере командир французских войск, расположенных в районе Дюнкерка, наконец внял неоднократным приказам императора побеспокоить противостоящие силы голландцев, которые представляли потенциальную угрозу. Его возможности были ограничены, но он все же сумел сколотить некое подобие отряда: полроты стрелков, некоторое количество конных жандармов, таможенников и национальных гвардейцев, а также несколько богато украшенных добровольцев из состава местного почетного караула. На рассвете 18 июня он выдвинул их вперед, поставив во главе отряда вновь призванного на действительную службу командира эскадрона императорской жандармерии, который гордо носил воинское имя Гзентрелль. Еще в то время, когда Бельгия и Голландия входили в состав Франции, Гзентрелль, преследуя нарушителей закона, превосходно изучил все тайные тропы своего района. Поэтому теперь его разношерстный отряд еще до рассвета успел на несколько миль проникнуть в глубь территории Нидерландов. Вскоре он наткнулся на полк голландского ополчения, который находился на марше. Крикнув «В атаку!», майор пришпорил коня. Голландцы ответили судорожным залпом, который пришелся в основном по верхушкам деревьев, после чего разбежались кто куда. Гзентрелль остановил коня и осмотрел свой отряд: стрелки, жандармы и таможенники были на месте, но большая часть их гражданских товарищей оставила на память о себе лишь облачко пыли, повисшее над дорогой, ведущей к дому. Гзентрелль пожал плечами. Горстка верных ему людей повторила его жест. Захватив брошенный нидерландский флаг и подобрав нескольких солдат национальной гвардии, которых сбросили их лошади, он двинулся в обратный путь, чтобы доложить о своей победе. Во время стремительного отхода несколько солдат национальной гвардии и почетного караула, конечно же, потерялись. В течение следующих нескольких дней по всей линии границы раздавалась пальба, которую вели отдельные лица и маленькие отряды. Этот грохот поднимал по тревоге командиров близлежащих воинских частей и беспокоил обитателей фермерских конюшен и курятников.

Донесение об этом почти бескровном столкновении неприятно удивило герцога. Полчища французской кавалерии надвигались со стороны Дюнкерка. Веллингтон всегда опасался удара, который французы могли нанести в самый тыл его армии с целью отрезать его от базы в Антверпене. Прежде он счел бы, что это донесение слишком преувеличивает значимость какой-то жалкой пограничной перестрелки и потребовал бы подтверждений из более компетентных источников. Но теперь за его все еще невозмутимым лицом скрывалась неуверенность. Тем не менее он отдал вполне конкретные приказы: