Пруссаки остановились, подняв на дыбы своих лошадей, и потянулись к седельным кобурам с пистолетами. Спешился адъютант, во мраке было видно лишь, как стремительно перемещается его кивер. Но штык пронзил его руку, а мелькнувший в темноте приклад угодил прямо в морду лошади Цитена. Заржав, животное бросилось назад, сбросив генерала прямо в придорожную канаву. Адъютант, ординарец и лошадь без всадника во весь опор помчались назад, прямо на колонну отставших драгун.

Цитен наткнулся на часового и нескольких фуражиров с бельгийской батареи[89], расположенной на самом краю левого фланга Веллингтона. Все они были настолько пьяны и агрессивны, что вразумить их мог разве что Архангел Михаил.

Пропустив адъютанта и ординарца, драгуны, издав нестройными голосами боевой клич, галопом ринулись вперед. Фуражиры, едва начавшие обшаривать карманы Цитена, тотчас нырнули в живую изгородь. Драгуны, развернувшие строй для преследования противника, ворвались в расположение бельгийской батареи, а также на позиции расположенного по соседству подразделения Королевской конной артиллерии, которым командовал капитан Мерсер. Бельгийцы, нырнув под лафеты пушек и зарядные ящики, появились вновь с ружьями, банниками и гандшпугами в руках. Уставшие англичане к этому времени уже валились с ног. Они подверглись обстрелу в конце сражения и были уверены, что огонь вела прусская артиллерия. Вооружившись тем, что оказалось под рукой, они подбегали к месту схватки. Раненый молодой француз, конный гренадер, которого британцы вернули к жизни, внес еще большую сумятицу прокричав «Vive l'Empereur!» Вопреки природной несговорчивости, столь характерной для их нации, артиллеристы с энтузиазмом вторили ему. Этот вызывающий клич раздался и со стороны ветеранов-бельгийцев. Командир прусской батареи, стоявшей к югу от позиций Мерсера, направил к месту боя отряд, чтобы выяснить, что же там происходит. Череп командира этого отряда раскроила сабля прусского же драгуна, а остальные разведчики удрали. Британский штабной офицер, проверявший позиции войск, приблизился к месту схватки, чтобы выяснить обстановку, но встретил явно недружественный прием. Мгновенно лишившись шляпы, одного стремени и всего самообладания, он во весь опор помчался в штаб Веллингтона, поднимая тревогу и горестно стеная.

К счастью, драгун было слишком мало и они были слишком пьяны, чтобы окончательно решить исход дела. Офицеры и сержанты постепенно восстановили контроль. Несмотря на все неистовство схватки, серьезные потери были невелики – удары пьяных солдат не отличались точностью и, как правило, наносились плашмя. Сломанные руки, разбитые лица, порезы и ушибы оказались самыми тяжелыми повреждениями.

В ходе последующих поисков раненых кто-то случайно обнаружил Цитена, чуть было не захлебнувшегося в канаве глубиной в дюйм. Его положение стало еще более угрожающим, когда один драгун попытался вернуть генерала к жизни с помощью универсального лекарства военных – глотка шнапса из своей фляги. К счастью, вмешался Мерсер, который ввиду отсутствия бочки, необходимой для того, чтобы, нагнув над ней голову несчастного, освободить его от излишней влаги, положил тело Цитена поперек ствола девятифунтовой пушки. Поставленная задача в целом была выполнена, после чего несчастному пруссаку дали порцию рома британского разлива – крепчайшую гадость темного цвета, которая вызывала у непосвященного такое ощущение, как будто он проглотил разъяренного кота[90]. Для измученного организма Цитена это было уже слишком. Его тело содрогнулось от рвоты, после чего раздался поток самых разнообразных проклятий (грубых, но искренних) в адрес Великобритании вообще и ее военной деятельности в особенности.

Этот поток был прерван лишь шумом, раздавшимся со склона холма – французские кавалеристы с воем пронеслись через позицию прусской батареи и врезались в гущу драгун, которые в этот момент как раз перестраивались. Удар был весьма неожиданным, поэтому никому даже и в голову не пришло задуматься: французов было всего трое. В ответ прусская батарея дала фронтальный залп в направлении, откуда примчались французы. Этот залп должен был поразить многочисленные эскадроны противника, которые, судя по всему, следовали за своим авангардом, но вместо этого ядра поразили лишь окружающий пейзаж, бегущих пруссаков и нервы командиров войск союзников, услышавших артиллерийскую канонаду.

Эти три кавалериста оказались беднягами, отставшими от колонны Мерля. В Женаппе они проскочили переулок, в который свернули их однополчане. Двое из них не сумели справиться с лошадьми и, делая отчаянные попытки удержаться в седлах, с воплями уносились в темноту. Третий, капрал, «saoul comme dix Polanais»[91], скакал, рубя саблей направо и налево. В самом центре приведенной в беспорядок позиции Мерсера его загнанная лошадь оступилась, преодолевая колею, оставленную пушкой. Капрал описал параболу и, встав на ноги, попытался поднять саблю в салюте, но уронил ее. Подавшись вперед, он вырвал у изумленного канонира флягу с ромом. Сделав приличный глоток, он, учтиво поклонившись, вернул флягу. Затем, ударив себя в грудь обеими руками, объявил: «Бригадир Жан Дануа, Маленький Красный Тюльпан из авангарда Армии Сены маршала Даву», – и тотчас во весь рост рухнул на землю. Очевидцы с благоговейным трепетом утверждали, что он захрапел, еще не коснувшись земли.

«Даву!» Упоминание имени этого ужасного маршала, который не знал поражений, окончательно протрезвило Цитена. Он был просто обязан попросить Мерсера, чтобы об этих словах капрала сообщили и Блюхеру, и Веллингтону, хотя и сомневался в том, что у последнего хватит ума понять все значение этих слов – ведь 15 июня он внял предостережениям Цитена, лишь когда было уже слишком поздно. Отправив на прусскую батарею офицера, который должен был заставить орудия замолчать, он с трудом взобрался на коня и уехал, бросив на прощание несколько фраз, смысл которых, к счастью, понял лишь Мерсер. Унтер-офицеры и рядовые союзных армий расставались, по-своему выражая уважение друг к другу: английская свинья – грязные немецкие собаки – бельгийская сволочь – гнусные ублюдки!

Сомнения союзников

Продвигаясь на запад, Мерль с вожделением смотрел на огни походных костров союзников. Увы, его жалкая горстка солдат ничего не смогла бы сделать. Тем не менее он прорвался через несколько патрулей и аванпостов британских гусар, захватив несколько превосходных лошадей и заставив англичан повернуть назад и во весь опор скакать к позициям Веллингтона, чтобы доложить о приближении больших масс французской кавалерии.

И вдруг ему повезло – он наткнулся на французскую 12-фунтовую пушку, запряженную парой загнанных лошадей. Услышав французскую речь, артиллеристы выбрались из укрытия. К их чести следует сказать, что они пытались прорваться вместе с пушкой к своим, но британские патрули были слишком активны. В зарядном ящике еще оставалась дюжина ядер. Цель, конечно, находилась на самом пределе досягаемости, и все же… Конные артиллеристы из состава отряда Мерля помогли отвязать пушку и развернуть ее в нужном направлении.

И снова фортуна улыбнулась Мерлю. Второй снаряд угодил