из остатков 1-го уланского полка Жакино. Ней как нельзя лучше подходил для выполнения этой задачи и быстро вошел в курс дела. Ему было приказано удерживать позиции до получения дальнейших распоряжений и немедленно сообщать императору о любых продвижениях противника.

Затем император отправился на юг, через Фрасне, туда, где маршал Сульт, получивший задание, гораздо более знакомое ему, нежели выполнение обязанностей начальника штаба, железной рукой наводил порядок в подразделениях разбитой армии, чтобы подготовить ее к новому сражению. Были назначены места сборов корпусов и дивизий, командиры которых получили в свое распоряжение проводников. Чуть севернее Шарлеруа был подобран и приведен в порядок амбар, в котором разместился штаб армии. Все это организовал генерал Белли де Монтион – постоянный помощник Бертье, которого так недооценивали. Отсюда постоянно выезжали курьеры. Им было поручено передать Груши, чтобы он подтянул свои войска, найти гвардию (которая уже обошла окольными путями Женапп), присоединить к основной группировке силы 2-й кавалерийской дивизии Пира и другие подразделения, отступившие по второстепенным дорогам еще дальше на запад. Другие курьеры должны были передать обозам армии распоряжение выслать вперед боеприпасы и запасные орудия, а затем переместиться к югу, в направлении Филиппвиля. Офицеры и сержанты из восстанавливающих боевые порядки полков, оцепив дорогу, вылавливали беглецов, направляя их в свои подразделения. Когда загорелись походные костры, сладкие увещевания сержантов стали оказывать на беглецов почти столь же благоприятное воздействие, как и запах горячей пищи.

Появление уполномоченного, направленного в Шарлеруа для осуществления передислокации обоза, вывело начальника гарнизона этого города из пьяного забытья. Мыча возражения по поводу отъезда обоза, он скорее свалился с лестницы, нежели спустился по ней. К счастью, первую половину этого стремительного спуска он проехал на шпорах, однако на заключительном этапе уперся зубами в нижнюю ступеньку. После этого дело перешло в плоскость приказов и распоряжений. Гарнизон выступил в направлении Фрасне, а группе жандармов из сопровождения обоза было приказано, оцепив район, прилегающий к мосту Шарлеруа, направлять движение отставших подразделений армии.

Это была крепкая армия, довольная тем, что можно перевести дыхание, но уже почти готовая к тому, что его снова предстоит сбить. Однако никаких атак противника не последовало, а шум битвы удалялся на север. Отставшие солдаты и раненые 7-й дивизии, которые присоединились к главным силам последними, хвастались без всякой меры: «Ну и задали мы перцу этим проклятым колбасникам! Должно быть, вы слышали эти гнусные вопли! Клянусь, они до сих пор удирают».

Медленно, но верно подразделения восстанавливали свои боевые порядки. Солдаты ели и отдыхали. Император по-прежнему оставался с ними. Бойцы, некоторые из которых были призваны на службу в 1814 году и еще даже не пользовались бритвой, предавались воспоминаниям о сражении: «Он очень хитер, наш Стриженый[87]. Вот погодите, мы их посадим в самое дерьмо, тогда они узнают, с кем воюют!»

За последние пять дней, в течение которых имели место два крупных сражения, их император сумел выкроить себе для отдыха всего двадцать часов. Наполеону пришлось испытать последствия серьезных ошибок, которые неоднократно совершались его подчиненными, до сих пор считавшимися вполне компетентными. Он вынужден был мобилизовать последние запасы своих физических сил и воли. Тем не менее император объехал подразделения своей армии, доверительно беседуя как с уже понюхавшими порох ветеранами, так и с восторженными новобранцами. Он щедро раздавал похвалы, награды и порицания. Вернувшись в свой «дворец» – постель из соломы в отгороженном углу амбара – он, быстро выпив стакан вина и закусив куском хлеба, продиктовал приказы, прочел последние донесения и рухнул в постель, свернув в качестве подушки плащ и укрывшись шинелью.

В самый ранний час рассвета, когда первый луч солнца едва позволяет различить белые ворсинки на крупе гнедой лошади, старший адъютант императора полковник Журго разбудил Наполеона.

«Сир, с важными известиями вернулся тот самый сержант».

Вытянувшийся по стойке смирно, Гронуар, за спиной которого можно было видеть усталые лица его солдат, доложил императору, что II прусский корпус движется к Меллери с целью оказать помощь Тильманну. Однако до сих пор неясно, где именно может сейчас находиться корпус Тильманна. Пруссаки устали, и II корпус передвигается весьма медленно.

Император приблизился к сержанту: «Ты славно поработал, лейтенант!» Повысив голос, он обратился к подчиненным Гронуара: «Я доволен всеми вами. Вы вполне заслужили награду». Затем обернулся к офицерам своего штаба: «Побеспокойтесь об этих людях. Принесите мои карты. Дайте этому майору вина и хорошенько его допросите». Он провел большим пальцем по заросшему щетиной подбородку: «Пошлите за Али и Маршаном[88] и распорядитесь подать кофе».

Фальшиво что-то насвистывая, император направился к уже разложенным картам, освещенным четырьмя свечами, установленными по углам стола. Внезапно он остановился. «Где уборная?»

Волнение и шум

Командир I корпуса прусской армии генерал-майор Ганс Иоахим фон Цитен счел шампанское из подвала фермерского дома, в котором разместился его штаб, вином низкого качества. Не помог даже коньяк, добытый там же, и добавленный генералом в шампанское. Офицер штаба доложил о том, что за пределами Женаппа ситуация вышла из-под контроля и снова начались боевые действия, которые, судя по всему, приближаются к позициям I корпуса. Взбудораженные беглецы из состава IV корпуса, а также из различных кавалерийских полков уже начинают проникать в походный лагерь I корпуса. Этот доклад вызвал еще большее раздражение Цитена, настроение которого и без того было испорчено.

Цитен был энергичным и ответственным офицером, хотя в данный момент он был несколько обескуражен. Он забрался на коня и в сопровождении адъютанта и ординарца (которые пребывали в том же состоянии, что и генерал) поскакал на запад, туда, где позиции его корпуса примыкали к левому флангу Веллингтона – Цитен хотел сам разобраться в сложившейся ситуации. Сопровождавший его эскадрон 2-го полка драгун Западной Пруссии немного запаздывал, так как солдатам, опустошавшим близлежащий дом и упивавшимся вином, понадобилось некоторое время, чтобы оседлать лошадей и выступить вслед за генералом.

Неровная проселочная дорога была завалена трупами убитых в недавнем сражении солдат. Порой раздавались стоны раненых. Нервно всхрапывая, лошади пробирались среди мертвых тел. Протрезвев на свежем воздухе, Цитен сообразил, что ситуация явно изменилась к худшему. Не обращая внимания на предостерегающие окрики, мимо генерала прошмыгнула группа беглецов. Со стороны Женаппа раздавалась сильная стрельба. С высоты, расположенной к западу от деревни, время от времени открывала огонь артиллерия. Судя по всему, она вела обстрел позиций Веллингтона. Проклятый Бонапарт!

А кто, собственно, «да здравствует»?

Французская пуля просвистела у самой морды лошади. В темноте Цитен различил только приплюснутые киверы французов и блеск их штыков.