Наверное, Робби прав, не всякое зло уравновешивается добром. Однако его смерть вернула ее в Ненвернесс, и от нее зависит, чтобы старший брат извлек урок из кончины младшего. Хью не должен уезжать.

Из темноты появился хозяин кабинета, и при виде его у Кэтрин перехватило дыхание.

На Макдональде был наряд, который он надевал лишь однажды, во время первого бала Сары. И тогда, и сейчас красота лэрда, если человека с неправильными чертами лица можно назвать красивым, потрясла Кэтрин. Сердце у нее радостно екнуло от гордости, которую она не имела права испытывать.

Жилет зеленого бархата, расшитый золотыми и серебряными нитями, подчеркивал ширину груди. Сверху был надет сюртук того же оттенка, из-под широких обшлагов струился каскад кружев, ноги до колен скрывал роскошный черно-зеленый килт, плед из такой же материи скреплен у плеча брошью клана Макдональдов. На широком кожаном поясе висели кинжал и спорран, черные шерстяные гольфы туго обхватывали массивные икры. Грива черных волос лишилась привычного беспорядка, теперь волосы были тщательно зачесаны назад и перевязаны черной шелковой лентой. Потрясающие глаза Хью, схожие цветом с океаном, но превосходившие его великолепием, смотрели на Кэтрин торжественно и серьезно. В них не было ни юмора, ни вызова, ни страсти.

Он не может уехать.

— Я должен, — возразил лэрд, и Кэтрин поняла, что сказала это вслух.

— Но ради чего, Хью? Ради брата? Или чтобы загладить вину перед Сарой?

— Ради моего народа.

Три простых слова прозвучали столь неожиданно, что Кэтрин растерялась. Возразить нечего, тем более ей, которая своими глазами видела тысячи людей, спавших в мороз и слякоть на голой земле, упорно отмерявших по ней мили окровавленными ногами, страдавших от болезней и недоедания. Однако дух был по-прежнему силен, мечта не умерла, и когда они заводили песню, то пели о горах, долинах и болотах родного края, невестах и женах, оставшихся дома, героях прошлого и будущих королях. Познав тяготы подневольного существования, эти люди были одержимы стремлением не допустить ненавистной власти англичан над собой. Могла ли Кэтрин осуждать их за это?

— Не уезжай, Хью, — упрямо повторила она, надеясь, что удастся его переубедить. — Все кончено. Игра проиграна. У Шотландии не осталось ни единого шанса.

— Тем более, — возразил он с улыбкой, от которой у нее защемило сердце.

— Тебе мало смертей?

Макдональд понял, чью смерть она имеет в виду.

Он подошел ближе, и Кэтрин только сейчас заметила, что при свете камина его черные волосы кажутся почти синими. Знает ли Хью, что его глаза похожи на распахнутые окна? Заглядывая туда, она видит не только его истинную сущность, но и то, кем он хочет и может стать.

— Я не позволю мужчинам Ненвернесса умереть, Кэтрин. И не могу отказать в помощи тем, кто меня о ней просит.

Он вспомнил осенний день, когда перед всем кланом поклялся в верности Богу, Ненвернессу и Шотландии. Возможно, на том пути, который он сейчас выбрал, ему удастся выполнить эту клятву.

— Тогда приведи своих мужчин обратно, — не сдавалась Кэтрин.

Хью мог бы рассказать Кэтрин о донесениях, полученных от Йена, в которых содержались мольбы, обращенные к нему теми, кого он знал и любил. О Чарли, разудалом пьянчужке, который отправился воевать за родину, когда та его позвала. О Патрике, рискующем собой во имя дела, в которое не верит, хотя ему есть для чего жить, например, ради Молли. Как только Макдональду стало известно о бедственном положении, голоде и муках соплеменников, он пришел к выводу, что его политические убеждения не играют никакой роли, если те, кого он поклялся защищать, нуждаются в нем. Узнай он раньше об истинном положении дел, то давно бы помог сородичам.

Хью подошел еще ближе. В его взгляде были понимание, сочувствие, доброта и непреклонная решимость. «Он не может умереть! — в отчаянии подумала Кэтрин. — Я этого не вынесу…» Однако ей не переспорить его. К тому же она слишком хорошо понимала, что значит для людей Ненвернесса помощь их вождя.

— Возвращайся, Хью.

Не просьба, а приказ.

Он потеребил кружевной манжет.

— Мне надо кое-что сказать тебе, Кэтрин, — наконец произнес он. — На тот случай, если я все же не вернусь.

Она подняла глаза к потолку и до боли закусила губу, чтобы предательские слезы не упали на пол.

— Я нашел ответ на свой вопрос, — торжественным, как у священника, голосом возвестил лэрд.

— Какой вопрос, Хью?

«Господи, умали хоть немного эту боль. Иначе мое сердце истечет кровью…»

— Стоит ли ради любви к тебе терпеть эти страдания. — Кэтрин удивленно воззрилась на него, а он уверенно продолжал: — Я понял, что ради этой любви готов терпеть любые муки, телесные и душевные. Я мог бы пожертвовать даже честью, если бы она принадлежала только мне.

— Неужели ты уходишь потому, что чувствуешь себя виноватым?

Теперь Хью стоял так близко, что мог дотянуться до ее руки, чем он и не преминул воспользоваться.

— Я много размышлял над этим. Мне хотелось бы прожить жизнь так, чтобы в смертный час сожалеть о том, что сделано, а не о том, что не сделано. Но есть вещи, о которых я не буду сожалеть никогда. Например, о том, что любил тебя. Или о том, что спас Уильяма.

— Прошу, не уходи…

Кэтрин встала бы перед ним на колени, если бы это помогло.

— Я должен, — с прежней непреклонностью ответил лэрд, и на мгновение сердце у нее сжалось от мрачного предчувствия: ей вдруг показалось, что она больше никогда его не увидит. — Робби умер спокойно, окруженный теми, кто любил его при жизни. За это я буду вечно тебе благодарен.

Чувствуя приближение конца, Хью обхватил брата обеими руками и крепко прижал к себе, защищая от ужасной неизвестности грядущего небытия. Он вспомнил, как в детстве Робби так же испуганно жался к нему, когда над Ненвернессом бушевала гроза, и подумал, что между буйством стихии и мраком смерти есть сходство.

— Ты обладаешь уникальным качеством, моя дорогая Кэтрин, — негромко продолжал лэрд, — дарить любовь тому, кто в ней нуждается. Сейчас ты нужна мне. Ляжешь ли ты со мной сегодня, когда за окном бушует непогода? Будешь ли ты любить меня хотя бы одну ночь?

— Я не могу, — чуть слышно произнесла она.

— Не можешь простить?

— Не могу довольствоваться одной ночью. Не могу разлюбить тебя, как ни пытаюсь.

Кэтрин действительно пыталась в течение долгих четырех месяцев изгнать его из сердца и памяти. Ночами, полными грустных размышлений, она старалась избавиться от груза любви, желания и страсти, но все усилия оказались тщетными. А может, она с самого начала догадывалась, что они ни к чему не приведут.

Кэтрин сморгнула непрошеную слезу и подняла глаза на лэрда.

— Я бы хотела исполнить твою просьбу, Хью. Очень хотела бы… Но ты просишь, чтобы после ночи любви я отпустила тебя на войну, где ты можешь умереть. Этого я не вынесу.