в дешевых, крошечных, французских альбомах, продававшихся в Польше и обычно от нас привозимых сюда. Мы покрутились, если можно это так назвать, в толпе, с трудом удерживая в руках бокалы, и уже собирались уходить, когда к нам подошел известный по публикации в «Новом мире» и своей трудной биографией Юрий Айхенвальд, чтобы попросить сборник еще более известного писателя и критика Серебряного века. Он спросил с какой-то болезненно снисходительной улыбкой: «Что, вторично? Видны годы изоляции?». Мы ответили, что немного да, но это пройдет. Главное, что все начинается хорошо и, по сути, симпатично.

Мы были потом в мастерской Бориса Биргера, выдающегося художника и человека большого гражданского мужества. Он принадлежал к Московскому союзу художников. Мы ничего не знали о нем больше. Он был другом Генриха Белля, который усиленно ему помогал. Наш «гуру» – Стасик Рассадин, привел нас к нему. По дороге он рассказывал, как Биргер, громко топая и протестуя, демонстративно покинул собрание, на котором был осужден Борис Пастернак за публикацию «Доктора Живаго» за границей, и где требовали выслать его из России. Портреты этого художника, его герои, появляющиеся как будто из тумана (какое-то очаровательное сочетание ташизма с пуантилизмом), очаровывали. Его картины находятся в коллекциях частных российских и зарубежных коллекционеров и в музеях. Каждый раз, когда мы гостили у Рассадиных, на нас глядели со стены они оба – он и Аля – с портрета кисти их ближайшего друга. Позднее их пути разошлись. Биргер эмигрировал в Германию, где и умер в начале нового века.

Не прошло и нескольких лет, как иностранцы открыли великих русских художников и скульпторов. За копейки начали скупать их работы. Потом, уже в эмиграции многие из них сделали карьеру и заработали состояние. Тем временем они жили в полной бедности, работая в основном ночными сторожами, что давало им много свободного времени и возможность работать. Идея заключалась в том, чтобы их не считали тунеядцами и не ссылали, как поэта Иосифа Бродского, в находящийся за тысячи километров колхоз.

Поездок, визитов у нас было много. Однако два дома стали для нас уникальным пристанищем. Первый – это квартира Августа Ефимовича и Раисы Ефимовны Явичей, писателя и его тихой, верной жены, и их дочери Ёлки (уменьшительное от Елены). Второй же – это дом Юлиана Григорьевича Оксмана и его тихой жены Антонины Петровны, который оказался для нас путеводной звездой на небосводе культуры и науки. В оба эти пристанища мы попали неслучайно.

Август Ефимович Явич (дом на Тверском бульваре)

В Москву с собой я взял первые две переведенные мной книги: криминальный роман «Болотные огни» Ольги Чайковской, умело написанный на материале советской действительности, появившаяся в издательстве «Чительник» в 1982 году в популярной серии «З ямникем» /С таксой/, и «Ранний свет» Августа Явича. Зачитанный кем-то из знакомых, криминальный роман пропал с концами и никогда ко мне не вернулся. Встреча с автором была очень приятной; беседа с привлекательной женщиной велась в произвольной манере. Позднее мы читали ее резкие статьи на современные темы; она была правозащитницей, связанной с явно оппозиционной группой. Наши друзья очень лестно о ней отзывались.

Сборник рассказов под названием «Ранний свет» был издан в том же издательстве и сыграл поистине «светлую» роль в нашей московской жизни. Отчасти это была ранняя проза Августа Ефимовича, когда он еще жил в Воронеже, связанная с той реальностью; она источала тонкое понимание человеческого поведения (во время перевода мне пришла мысль, что она написана в хорошем жанре советского бихевиоризма). Когда я впервые позвонил им, никого не было дома, они отдыхали в одном из подмосковных домов творчества для писателей. Когда же я, наконец, их застал, то услышал: «Приезжайте к нам, пожалуйста». Поскольку через несколько дней я ожидал вновь «получить» жену, я назначил встречу на определенный день после ее прибытия.

Мы поехали на метро с наших Ленинских гор на Тверской бульвар. Ах, что это был за дом на Тверском бульваре! С ним связаны самые счастливые воспоминания. Одно из немногих мест, которое практически не пострадало из-за реконструкции города. Широкий бульвар, с обеих сторон тротуары и проезжая часть, по которой тихо снуют троллейбусы. Посередине аллея, немощеная, засаженная деревьями. Скамейки, а на них бабушки и закутанные дети, которые во что-то играют, все время получая указания: «Вовка, оставь!», «Вася, не сиди на земле!». За узкими столиками пенсионеры играют в домино. Чуть дальше два театра, один очень известный «На Бронной», где царит режиссер Анатолий Эфрос.

Заходим во двор с газоном, поросшим сорняком и кустами. В двухэтажном доме, где в 1812 году родился Александр Герцен, внебрачный сын Ивана Яковлева («дитя сердца»), сейчас находится Литературный институт им. Максима Горького, который готовит поэтов, прозаиков, драматургов и других людей пера. Именно здесь Виктор Ворошильский прозрел и вернулся совершенно другим человеком. Посреди сада, который окружает дом, стоит статуя Герцена. Во флигеле живут писатели, в том числе, со стороны улицы, Август Ефимович с женой и дочерью (студенткой иберистики). Три микроскопических комнатки и кухня после многочисленных, как видно, перестроек бывших больших комнат. Мы сразу почувствовали себя будто среди родных. Стол ломится от вкусных блюд, приготовленных Раисой Ефимовной. Форшмак и фаршированная рыба с изюмом, баклажанная икра, отличный торт-безе под названием «Весна» – все это собственного приготовления. И было о чем поговорить. Все вместе создавало теплую атмосферу. И мы поняли, что будем здесь частыми гостями.

Действительно – мы всегда могли заглянуть сюда и отдохнуть, в том числе и духовно, после различных тягостных встреч. Хозяин, седовласый, с сияющим добротой розовым лицом, объединяет людей своей сосредоточенностью и готовностью дарить собеседнику сердечную улыбку. Всякий раз постоянно звонит телефон, приходит кто-то из знакомых, чтобы получить совет. Раиса Ефимова, пухленькая, с трясущейся головой (у нее какие-то проблемы со здоровьем) подает чай, поддакивает. Муж всегда прав. И, возможно, так оно и есть. Иначе откуда все эти люди? Видно, что их обоих знают и любят. В этом доме царят необычайный покой и гармония.

В свободное время Август Ефимович читает нам фрагменты своей эпопеи, которая вскоре будет опубликована на русском языке, а затем – в 1968 году – по-польски под названием «Жизнь и подвиги Родиона Аникеева» в переводе нашей «бабуси Зоси», то есть Зофьи Корчак-Завадзкой. Я написал к польскому изданию предисловие: мне казалось, что в романе есть что-то, что отдаленным образом напоминает «Похождения бравого солдата Швейка». (В советских реалиях солдата Швейка покажет куда более остро представитель следующего поколения – Владимир Войнович в своем романе «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина»,