Наум Исакович чувствовал, что так надо, что происходит нечто, для евреев всего мира вполне естественное, но ни в самом себе, ни в жене своей Саре подобного желания он не ощущал. Сара очень болезненно восприняла исчезновение дочери, прошло полгода, а рана не затянулась. Зять их, этот новоявленный Мессия, никакого интереса к судьбе жены и сына не проявил, то ли оказавшись выше подобных житейских сложностей, то ли по каким-то высшим каналам получивший информацию о том, что с Диной все в порядке и не стоит волноваться о ее судьбе. Если так, то почему он, имевший в своем распоряжении любые средства связи, не удосужился успокоить тестя и тещу?

Сара и прежде не любила Илью Давидовича, не отличаясь в этом от своего мужа, а после исчезновения Дины возненавидела зятя лютой еврейской ненавистью. Еврейская ненависть, в понимании Сары Абовны, отличалась от русской или английской тем, что, ненавидя, нужно продолжать поддерживать с предметом ненависти нормальные человеческие отношения, давая возможность означенному предмету одуматься и усовеститься.

После исчезновения Дины жизнь сначала вообще потеряла смысл, а потом отчасти приобрела его опять, потому что нужно было ухаживать за внуком, оставшимся без родителей, ибо какой родитель из Мессии, ни разу за полгода не соизволившего поднять трубку своего правительственного телефона?

А когда исчез Мессия, Сара Абовна сказала мужу: "Наум, надо спасать Хаима", хотя понятия не имела, от чего и как нужно спасать внука. В ее словах был некоторый смысл, поскольку, после того, как ушли неизвестно куда все хозяева близлежащих лавок, покупать продукты стало негде, автобусы перестали ходить сутки спустя, телевидение прекратило передачи. В холодильньке продуктов оставалось дня на три, Сара Абовна обзвонила всех знакомых и обошла всех соседей, даже тех, с кем ни разу не сказала ни слова, потому что так и не смогла выучить иврит. Телефоны не отвечали, соседи уехали, оставив двери открытыми, и Сара Абовна позволила себе, испросив у Бога прощения, позаимствовать из холодильников кое-какую провизию — все равно ведь испортится, говорила она себе, а могла и не говорить, прекрасно знала, что хозяева не вернутся. В опустевшие магазины Сара Абовна почему-то заходить не хотела.

За внуком она следила теперь с особенным вниманием — Хаим мог исчезнуть так же внезапно, как население Иерусалима, Израиля и, может быть, всего мира. Но не держать же мальчика на цепи! Сара Абовна разрешала внуку играть на детской площадке, но либо выходила с ним сама, либо, если нужно было готовить обед, следила за Хаимом из кухонного окна, не очень доверяя бдительности мужа, который мог зачитаться Кановичем или воспоминаниями маршала Жукова.

— Ну что? — нетерпеливо спросила Сара Абовна, когда Наум Исакович, прихрамывая, появился из-за угла дома.

— Нет его там, — сказал Наум Исакович. — И на автобусной остановке нет, — добавил он, упреждая вопрос жены.

Именно тогда Сара Абовна совершила ошибку, которая повлияла на ход дальнейших событий. Вместо того, чтобы дожидаться возвращения внука, Сара Абовна организовала немедленный поиск, столь же бессмысленный, сколь и хаотический: побежала по соседям, воображая, что Хаим мог устроить набег на чужие квартиры, где можно было поиграть в компьютерные игры, а Наума Исаковича отправила по маршруту восемнадцатого автобуса — Хаим, по ее мнению, мог выйти на шоссе, соединявшее Ир— ганим с центральной частью города. Поэтому, когда, некоторое время спустя, Хаим появился в салоне, чтобы забрать любимую игрушку — плюшевого медвежонка, — в квартире не оказалось ни деда, ни бабушки, и мальчик, находившийся уже под влиянием Кода, вынужден был уйти один.

Два часа спустя старики, вымотанные поисками, вернулись домой. Сара Абовна плакала — перспектива никогда больше не увидеть внука пугала ее куда больше, чем исчезновение дочери, зятя и всего остального человечества. Наум Исакович тоже потерял контроль над собой — успокаивая Сару Абовну, довел себя до такого состояния, что сердце не выдержало и, когда старик наливал жене воду из очистителя, неожиданная невыносимая боль под левой лопаткой заставила его выронить чашку. Он успел схватиться за край стола, но не сумел удержаться на ногах и умер прежде, чем тело соскользнуло на пол.

Сара Абовна провела вечер и ночь у тела мужа, тщетно пытаясь дозвониться до "скорой помощи", и это занятие, вместе с мучительными раздумьями о судьбе внука, поглотило ее настолько, что импульсы Кода так и не смогли включить программу на достаточном для немедленной реализации уровне.

В результате Хаим оказался на долгие часы предоставлен сам себе.

x x x

Философия полного детерминизма, которой придерживаются некоторые ученые на Израиле-3, терпит полный крах в результате столкновения с фактами, описанными выше. Я мог бы привести и другие факты — в дни Исхода события, аналогичные тем, что происходили в иерусалимском квартале Ир-ганим, были не такими уж редкими.

Удивительно, но факт: еврейские ортодоксы сумели пронести сквозь тысячелетия текст Книги без единой ошибки, которая была бы равнозначна вредной мутации. В то же время природа, хранившая не копию Кода, а его оригинал, не сумела сделать это с той же степенью надежности. Мелкие ошибки, возникавшие в результате, например, длительного ультрафиолетового облучения, накапливались в генах и, хотя не могли, конечно, изменить программу, надежность которой была чрезвычайно высокой, все же приводили к сбоям — то есть, к отсутствию детерминизма. Предопределенность уступала место своей противоположности — случаю. К сожалению, сказанное относится и к процессу, который привел маленького Хаима Кремера в один из виртуальных миров Перехода.

x x x

В лесу было совсем не страшно. Хаим даже и не понял сначала, что попал в настоящий лес, а не заблудился в кустах, росших около дома Алика. Не удержав равновесия, мальчик упал на коленки, протянул руку к свисавшей почти до земли ветке, послушно обвившейся вокруг его ладони, подтянулся, встал на ноги, сказал дереву «спасибо» и услышал ответ, в котором ему почудились заботливые интонации бабы Сары. От традиционного совета смотреть под ноги Хаим отмахнулся, и дерево, буквально восприняв мысль, выгнулось, подняло ветви высоко вверх, чтобы не мешать мальчику делать все, что ему заблагорассудится.

x x x

Наступил вечер. То есть, И.Д.К. думал, что наступил именно вечер, но с равным основанием можно было заключить, что близок конец света. Небо гасло. На земле становилось темнее и теснее, будто придвигался горизонт, и через полчаса, в лучшем случае — через час, мир сожмется в точку, и наступит полная тьма.

И, может быть, опять появится Стена.

Они сидели в сгущавшемся мраке у ручья — мужчины на поваленном дереве, женщины на траве, которая собралась в нечто, отдаленно напоминавшее не очень мягкие подушки. Илья— Йосеф заканчивал свой рассказ. И.Д.К. спокойно воспринял то обстоятельство, что в теле Мессии находилась душа Йосефа Дари, тело которого они недавно похоронили, а женщины все еще не могли с этим смириться и сели в отдалении.

Рассказ Йосефа был прост и занял минуту, вместив жизнь. Муса следил за Мессией взглядом собаки, слушающей хозяина и понимающей лишь то, что связано с четкими командами — встань, ложись, беги… Ричард и Джоанна восприняли рассказ как конспект, не очень понятный, пока не изучишь первоисточник.