Темный гигант небрежно закинул тело Добрыни на плечо (а Добрыня, между прочим, раньше атлетизмом занимался – настоящий богатырь), без малейшего всплеска пошел по мелководью. Вокруг поднялась сплошная стена тростника, но удивительное дело: ни шороха или треска – полная тишина. Да эта нечисть бродит по плавням будто ниндзя, никакого шума. Плавни? Может, попробовать сбежать в заросли? Лень – полная апатия. Да и как сбежать от существа, для которого ты будто котенок?

Стена тростника расступилась. Похититель вышел на обширную поляну. Грубые руки стянули Добрыню с плеча, поставили на землю. Запястья дернулись, повисли безвольно – их больше не удерживала веревка. Ноги предательски подогнулись, мэр островитян плюхнулся на пятую точку, тупо уставился перед собой. Из-за тучи как по заказу выползла полная Луна. В каком-то фильме он это уже видел… Что же там было потом? А потом под завывающий вой и дурацкое причмокивание кого-то съели.

Идеально круглая полянка, диаметром метров тридцать. Окружена высокими стенами тростника. Метров по пять минимум стебли, а то и выше – из такого отличные удочки можно делать или легкие дротики. Посреди полянки невысокий помост из странно переплетенных стеблей того же тростника. На помосте лежит старая самка клотов. Шерсть светлая, морщинистые груди двумя пустыми мешками разметались в сторону, параллельно раскинутым рукам. Вокруг, куда ни глянь, на корточках расселись десятки, а может, и сотни мохнатых великанов.

Несмотря на апатию и странную опустошенность, Добрыня почувствовал некоторое облегчение. Клоты друзья – клоты его есть не станут. Хотя «друзья» громко сказано. Ваксы, несмотря на свои дурные привычки, мало чем отличались от людей. У Добрыни в свое время сосед был – дядя Вася, так тот, если пару недель не брился, становился точной копией Мура. Внешней копией. Да и внутренне они очень похожи: пиво что тот, что другой лакать бочками готовы были – пока все не прикончат, не успокоятся. С любым ваксом спокойно можно было всегда «за жизнь» поболтать, и он охотно поддержит беседу.

С клотом «за жизнь» не поговоришь – клот это клот. Громадина вымахивает иной раз на два с половиной метра роста, а то и более, с бревнами длинных рук и тоскливым взглядом профессионального исследователя глубин бесконечности. Что они там видят в этой своей бесконечности, никто не знал – говорить с клотом на темы вне рыбалки и судоходства было бесперспективно: они просто не поймут, о чем ты вообще пытаешься с ними болтать. Лом даже выдвинул идею, что клоты из речных водорослей гонят какую-то очень серьезную наркотическую дрянь и вечно ходят «вмазанные». Он настолько проникся интересом к этой теории, что постоянно бегал в селение великанов, пытаясь поймать их на горячем и узнать секрет новой дури. Добрыня, прознав об этом, запретил ему даже близко к клотам приближаться. Пусть они у себя хоть воблу через кальян курят – про это ему знать не следует. И без того у проклятого химика уже столько гадости конфисковали, что ему Медельинский картель[13]завидует.

Правда, был еще Удур – более-менее цивилизованный клот. Первый клот, увиденный землянами. Тот, оставшись в одиночестве после гибели своего селения, долго прожил с людьми, наверное, понахватался чего-то от них и заметно отличался от соплеменников. Но не сказать, чтобы эти отличия сильно бросались в глаза.

Как-то раз зимой Удур заявился в поселок с мешком деликатесного угря. Как раз праздник был – армия из дальнего похода вернулась. Народ, получивший в холодной степи массу негативных впечатлений, оторвался тогда здорово: половина поселка перепилась в дым, вторая половина их всю ночь по закоулкам собирала, чтобы не замерзли. Попика местного, «зама» отца Николая, пришлось тогда из нужника доставать. И как он с таким брюхом в узкую дыру пролез? Да еще и русалок при этом звал пропитым голосом.

Так вот, отсыпая клоту соль, Добрыня, расчувствовавшись, продекламировал рыжему гиганту длинный монолог на вечную тему «Все вокруг козлы, а я д’Артаньян». В процессе этого монолога он чуть ли не с поцелуями к клоту полез, так расчувствовался. И выпил-то не больше литра тогда, а развезло, как от целой бочки. Удур, получив свою соль, спокойно развернулся и деловито потопал к воротам на самом интересном месте – монолог как раз до д’Артаньяна дошел. Добрыня чуть языком не подавился от досады. И для кого он разорялся? Будто с дубовой табуреткой пообщался – нехороший осадок остался. Будь на месте Удура вакс, тот бы выслушал очень внимательно и даже наводящие вопросы не забывал бы задавать. И потом бы троглодит нарыл закуски, и они уже вместе на радостях еще по литру выдули.

Клоты все делали не по-человечески. Даже рыбу непонятно как ловили – у них вообще никаких снастей отродясь не было. Кораблем управляли отлично, но тоже как-то не так: то вода им не то говорит, то волны не те, то дно сердится, то небо низко. И так постоянно у них, клотов не понять. Вот и сейчас, когда понадобилось «Варяг» гнать, ни одного рулевого на это дело не нашли – все мохнатые как сквозь землю провалились. Когда не нужны были, шлялись по всему берегу – куда ни плюнь, в рыжего попадешь, а тут раз – и никого. А вот они где, оказывается, спрятались – залезли в заросли возле какого-то богом забытого островка и сидят всем колхозом вокруг трупа какой-то засохшей старухи.

Нет, клотов трудно назвать друзьями. Не подходит это слово. Клоты нелюди в настоящем понимании этого слова. Много общего с человеком, но это сходство лишь подчеркивает всю ширину пропасти.

Клоты спасли Добрыню из омута – для этих «речных экстрасенсов» подобное сущий пустяк. Но что дальше будет? Он явно наблюдает сейчас что-то странное, чего не видел еще никто. Раз про такие сборища люди не слышали, значит, от них это скрывают. Возможно, это страшная тайна. И эту тайну они чужим не доверят.

Добрыня почувствовал себя очень неуютно («он слишком много знал»).

Ну что за ночка сегодня? Одни приключения, причем одно другого гаже.

Как бы подтверждая наихудшие опасения, к Добрыне склонился здоровенный клот, тихим голосом Удура произнес:

– Сиди как все. Делай как все. Не делай шум. Не смотри на звезды.

Добрыня неуклюже приподнялся с колен, осторожно присел на корточки. Чертовски неудобно, но он готов так хоть сутки просидеть, лишь бы на этом его злоключения закончились.

Дальнейшее Добрыня помнил смутно и был не уверен, что это ему не приснилось.

Вроде бы клоты дружно начали бормотать. А может, что-то тихо петь или стихи читать. Но точно не анекдоты рассказывать – слишком все выглядело серьезно. Странные ритмы их речи сплелись в затейливый узор, в душе поднялось что-то дикое, первобытное. Хотелось поднять голову и зарычать на луну, но он откуда-то знал, что этого делать не следует. Сегодня нельзя смотреть в небо – сегодня сильна земля.

Замечая в узоре речей изъяны, Добрыня стал исправлять огрехи, подавая голос – его бормотанье слилось с бормотанием толпы клотов в один странный, завлекающий поток. В какой-то момент он увидел, что все ритмично раскачиваются с боку на бок, и он почему-то тоже. Тело вплелось в этот ритм независимо от сознания.