Через пять дней путешествия у меня начала болеть поясница, а в голову стали приходить чрезвычайные мысли.

Кроме того (если уж опять говорить о гигиене), Доминикус, привыкший жить на вольных просторах, совершенно не умел пользоваться туалетом. И очень скоро весь дирижабль провонял крайне неприятным кошачьим запахом. Бороться с запахом было невозможно ни проветриванием, ни влажной уборкой, я страдал. Доминикусу же это амбре совершенно не мешало. Он бродил по дирижаблю, с упорством барсука метил территорию. И был счастлив.

Последней каплей терпения стало обнаружение отходов кошачьей жизнедеятельности прямо на столе. Это был вызов.

Сначала я просто хотел выкинуть Доминикуса за борт. Дешево и сердито. Но потом гуманизм возобладал, и я решил не прибегать к крайним мерам, а просто произвести воспитательную работу.

Об особенностях воспитания кошек я имел весьма скудные представления. Все авторитеты, которых мне удалось вспомнить, в один голос утверждали, что кошек надо приручать лаской. Но на ласку у меня не было ни времени, ни нервных сил. И я решил прибегнуть к силовому варианту воздействия.

Сначала я хорошенько Доминикуса выпорол. Извлек из плетеного кресла длинную хворостину и отходил кошака по бокам. Это не возымело ощутимого действия. Даже напротив. В час сладкой сиесты коварный кот подкрался ко мне на расстояние удара и расцарапал лицо своими зловещими когтями.

Я едва не лишился глаза.

За это я выпорол Доминикуса вторично, уже с большим усердием, уже с большим пристрастием. И понял, что сломить Доминикуса поркой мне не удастся. Упертая тварь. Пришлось подвергнуть его моральному уничтожению.

Морить голодом Доминикуса было бесполезно, кошак имел значительную устойчивость к голоду, продержаться мог не меньше недели, а то и двух.

Можно было Доминикуса топить. Набрать ведро воды и топить, я слышал про такую методу. Хорошее средство воспитания в котах покладистости и дружелюбия. Но тут большой минус. При топлении Доминикус мог оказать ожесточенное сопротивление, и к расцарапанной морде могли вполне добавиться покусанные руки.

Поэтому я выбрал способ, представлявшийся мне наиболее эффективным. В аптечке, заботливо припасенной богом ветра, хранился пузырек с эфиром. Я щедро смочил им кружевной носовой платок Энлиля, дождался, пока кошак отойдет ко сну, быстро прыгнул и обездвижил негодяя. Доминикус несколько раз зевнул и растянулся на столе. На всякий случай я привязал его веревочками к столовым ножкам, на манер подопытных собак термоядерного академика П[20].

После чего достал из комода бритву, мыло и ножницы. Инструменты наточил как следует, мыло натер мелкой стружкой, нагрел воды, приступил к операции.

Ничего страшного, никакой вивисекции. Я не зверь, вырос в культурной обстановке, во всяком случае, сколько себя помню. Поэтому я не стал отрезать Доминикусу ушей, остатков хвоста или каких других принадлежностей кошачьего обихода.

Я его просто побрил.

Хорошо так побрил, с фантазией.

Наголо.

Почти наголо. Не мог отказать себе в удовольствии, выстриг на большой кошачьей голове слово «Дублон».

– Сим ты, кот персидской, русской, английской и еще какой-то породы Доминикус нарекаешься старинным испанским именем Дублон. В этом имени есть что-то… Что-то неоднозначное. Знаешь, я немного ономастик, в именах разбираюсь.

Я с удовольствием щелкнул Доминикуса по лбу. Затем извлек из аптечки пузырек бриллиантовой зелени и выкрасил надпись в зеленый цвет. Для нагнетания художественности.

Пришлось, конечно, постараться, работа была тонкая, но труды того стоили. Доминикус приобрел вид совершенно обалденный. У меня даже возникла мысль проколоть ему уши, но я не нашел подходящих инструментов и от идеи тотального пирсинга пришлось отказаться.

Голый кот имел вид мертвецкий. Я развязал его, устроился поудобнее в кресле-качалке и стал ждать пробуждения.

Пробудившийся Доминикус был страшен, как проголодавшийся Минотавр. Он завыл и аки тигр прянул на меня – видимо, решив унести меня за собой в могилу. Да.

Хорошо, что я запас для этого случая сковородку.

Очнувшись во второй раз, Доминикус повел себя осмотрительнее. Кидаться на меня он не стал, угрюмо скрылся в рубке и выл там всю ночь, распугивая живущих в трюме летучих мышей. Это была лучшая ночь за все время моего путешествия на дирижабле.

А вообще я летел на дирижабле уже почти неделю. Нет, пять дней. В общем, сколько-то. Двигался в северном направлении, поглядывал вниз, но никого не встречал. Да и просторы под дирижаблем разнообразием не отличались. Болота, болота, болота.

Поиски мои пока зашли в тупик, надо было ждать. Коровин же сказал: жди – и дождешься. Я умел ждать. Я всю жизнь ждал. Ждал и еще подожду немного.

Дым я заметил не сразу. Вообще сначала не заметил. Такая небольшая белая струйка, она поднималась над поломанным лесом и растворялась в воздухе на уровне желтых зубочисток, оставшихся от деревьев. Сначала я подумал, что это небольшие бесхозные облачка, тут таких изрядно водилось. Однажды такое облачко забралось даже в мой дирижабль, правда, долго не продержалось, думаю, не выдержало крепкого кошачьего запаха.

Так вот, сначала я решил, что это облако. Потом понял, что не облако. А еще потом, уже приблизившись, увидел, что это дым. Костер. А вокруг него пять существ.

Это были первые существа, что я видел за последние дни. Один раз я, правда, узрел что-то странное, тоже что-то вроде дирижабля, но, как мне показалось, со щупальцами. От этого дирижабля я отрулил. Причем с большим трудом. А потом этот самый дирижабль меня еще преследовал часа полтора. С неясными намерениями.

Больше никого не видал. Страна Мечты оказалась, на удивление, малолюдной. То болото, то вдруг тундра, то буреломный лес, то вообще непонятно что. Пространство. Пространства тут много, японцам тут понравилось бы. Понастроили бы суши-баров, компьютеров с иероглифами понаставили. Хотя нет, японцев не надо. Так что пусть лучше будет пустота. Пустота – это красиво. Одно плохо – в пустоте тяжело ориентироваться. А с компасом тут проблемы. Стрелка то туда, то сюда, а иногда и вообще вертится, не работает компас, короче. Магнитная аномалия. Приходилось идти по солнцу.

Впрочем, скоро я начал подозревать, что с солнцем тут тоже какие-то нелады. В первый день под дирижаблем проплыла гора в форме кольца. В третий день тоже гора в форме кольца. И в четвертый день та же самая гора.

После четвертого дня я начал подозревать, что болтаюсь по кругу. Отчего это происходило, я понять не мог. Разве что оттого, что земля, проплывавшая подо мной, вращалась против часовой стрелки. Если вообще вращалась.

Увидев кольцевую гору в очередной раз, я решил, что пора приземлиться. И продолжить путешествие пешим порядком. Воздух – слишком ненадежная стихия. Эфир, эфир. К тому же газ в баллонах не вечен, рано или поздно приземлиться все равно придется.