Мама счастливая. Вся светится. Порхает. Мы с бабушкой только и успеваем кивать на ее восторги. Она вроде как помирилась с отцом, остальное слегка за бортом ее интересов. Но я не обижаюсь, для нее это действительно важно. Она вообще-то любит меня, просто по-своему.

— Мы улетаем на Мальдивы через две недели! В лучший отель, естественно! Он всех своих шавок разогнал и дал сигнал юристу отозвать заявление о нашем бракоразводном процессе. А всего-то нужно было немного забить на его гульки и показать характер. И вуаля! Дело в шляпе.

— Жанна, это все конечно замечательно и расчудесно, но…

— Никаких но, мама, — жестко пресекла бабушку моя родительница, — вы обязаны порадоваться за меня, я Шахова два года отстаивала!

— А дочку свою ты отстаивать собираешься?

— А что с ней? Переломы ей все залатала. Так же, Соня?

И я неопределенно пожала плечами.

— Вот! У нее все тип-топ, мама. А то, что прошлое лето не помнит, так это и прекрасно. Нечего там вспоминать!

— Знать бы только почему, — подала я голос.

— Дура ты, дочь моя! Раз мозги твои так решили, значит есть почему! Сиди и радуйся.

— А-а, ну да, аргумент, — хмыкнула я и покосилась в сторону окна.

Там, на заднем дворе, опять щеголял без рубашки Борода Романович. На этот раз подтягивался на перекладине при входе в хозяйственную пристройку к флигелю.

Один, два, десять, двадцать…пот блестит на идеальных кубиках пресса. М-м…

Ой…что за реакции, Соня? Но да, меня жарко лупит электричеством в низ живота и от внутреннего напряжения даже приходится чуть приоткрыть рот, чтобы справится с участившимся сердцебиением и сбившимся в раз дыханием.

— Кстати, вместе с папой и Данила приедет на следующей неделе. Попросил, чтобы вы подготовили ему его комнату. Будет не один, Айзу тоже с собой берет. Такая милая девочка, было бы просто восхитительно, если бы ты, Соня, с ней подружилась.

— Данила? — вдруг нахмурилась бабушка, — А зачем?

— В смысле, мам, зачем? Сестру проведать! — пояснила моя родительница.

— А-а, ну да…

— И надолго? — все выпытывала бабушка информацию.

— На неделю, не более. У него там на работе аврал, но отец приказал проветрить мозги, а то рычит как дикий зверь уже.

— Мне кажется рычать — это его естественное состояние, — буркнула я и мать тут же укоризненно на меня посмотрела.

— Раньше вы с ним очень даже ладили, дочь.

— Поверю тебе на слово, — хмыкнула я и снова кинула взгляд в окно, но досадливо поджала подбородок, так как небритого водителя там уже не наблюдалось.

— Значит, через неделю, — тяжело вздыхает бабуля, и мать смотрит на нее с подозрением.

— Какие-то проблемы?

— Проблемы? — хихикнула бабушка, — Что ты, это вовсе не проблемы, это…ой, что-то у меня голова разболелась, пойду прилягу.

И ушла.

А после ее ухода в кухне повисает напряженное молчание, нарушаемое только тиканьем часов, да стуком топора о дерево. Борода все-таки явился и принялся наполнять поленницу. Чтоб его…

И чего его джинсы висят так низко, скажите на милость?

— А это у вас там кто топором так машет?

— Водитель, — не в силах оторвать от него глаз, произнесла я.

— А Сергея куда дели?

— Он уволился, а этого на замену предложил, Даня его заочно согласовал.

— Да? Пойду познакомлюсь с этим новеньким. Очно его согласую, так сказать.

И тоже покинула кухню, а я осталась сидеть на своем месте, наблюдая, как мать выходит из дома и решительно направляется к Роману. Тот замер, посмотрел на женщину хмуро, воткнул топор в чурку, накинул на голый торс куртку и принялся ждать, что будет дальше.

А дальше очевидно были двадцать минут допроса с пристрастием, где водитель недовольно играл желваками и поджимал губы. Когда же мать ушла, Борода Романович скинул куртку и с удвоенным рвением принялся колотить дрова.

А я все смотрела и смотрела, зависая во времени и пространстве. Уже и мать вернулась, начиная что-то щебетать на кухне, о себе, об отце, о предстоящей поездке на Мальдивы, но я не слышала ни черта. Вся моя мозговая деятельность сосредоточилась вокруг персоны невозможного бородача, его сильных рук, что уверенно держали топор и татуировки во всю спину.

Мне так хотелось рассмотреть ее поближе. Прикоснуться к ней пальчиками и может даже губами…

— Соня?

— А? Что?

— Ты где витаешь, дочь? — насупилась мать, понимая, что я совершенно ее не слушала.

— Так с мозгами же у меня проблемы, чего удивляться, — улыбнулась я дурашливо и покинула кухню от греха подальше. Еще немного и я все бы там слюной закапала.

Эх, Роман! Свалился на мою голову…

И пару дней все шло само собой, вот только в клинику на процедуры вместе со мной теперь стала и ездить и мама, долго пытая врачей и выясняя, какого черта я до сих пор не вспомнила родного брата и отца. Те разводили руками, поясняя, что разум человека вещь совершенно непредсказуемая. Мать, конечно, бесилась. А еще с каждым днем смотрела на Романа с все возрастающим подозрение, пока на третий день наконец-то ее не прорвало:

— Значит так, мама, — вошла она на кухню рано утром и обратилась к бабушке, — я определилась с выводами.

— Занятное начало, Жанна, продолжай, — улыбнулась бабушка и поставила перед дочерью блюдце с блинчиками и растопленным маслом.

— Мама, я на диете, — отодвинула та еду и чуть скривилась, — но вернемся к теме!

— Как скажешь.

— Романа я увольняю.

— Что? — округлила глаза бабушка, а я поперхнулась чаем.

— Да! Я все решила. Парень не подходит для своей должности. Дерзит. На вопросы отвечает туманно. И самое главное, он совершенно недопустимо смотрит на Соню.

Оп-па!

И сердце в груди перешло на пятую космическую, тарахтя и захлебываясь своим бегом.

— И не надо говорить мне, что я себе все напридумывала. Я два дня следила за этим персонажем и его реакциями. Он мою дочку буквально вылизывает взглядом. Так и норовит дотронуться, когда это совершенно не требуется.

— Жанна…

— Нет, мама! Нет и все! Мне в родственниках не нужны плебеи. Я сегодня же поеду в агентство и запрошу ему замену, а нет, так сама Соню возить буду, если понадобится. И закончим на этом.

Повелительно подняла руку, залпом выпила свою зеленую, но полезную бурду из высокого стакана и удалилась. А мы остались сидеть с бабушкой и молча переваривать ее слова.

Вот только была во всем этом одна проблема — я совершенно не могла поймать за хвост ту самую, ожидаемую мной радость, которую должна была бы почувствовать в этой ситуации.