Зато не менялся характер работы. Надо было всегда делать одно и то же – педантично перечисленное в списке их обязанностей, который Мигель давал работнику в первый же день. Рекена делать все это умел, причем хорошо, и Мигель держался за него как черт за грешную душу.

Вообще-то Рекена закончил факультет информатики и думал, что по окончании будет создавать программный продукт. Он уже на факультете легко владел языками программирования – Visual Basic, Java, Cobol. Боже мой, Cobol! Он, наверное, последний из могикан. В Испании наберется не много людей, который помнят этот язык программирования, хотя и он немного послужил в свое время Рекене.

Он не просил многого: работу, где можно было бы применять свои знания на практике и совершенствоваться в своем деле, ведь на факультете научили, по сути, только крохам. Ему не надо было ни личного кабинета, ни персональной машины – только работать среди добрых коллег, только место, где он мог бы чувствовать себя счастливым человеком.

«Арт-Нет» был несомненным и полноценным дерьмом, но Рекена должен был почитать себя счастливым оттого, что имел хоть эту работу, что сумел войти в трудовые отношения с обществом. Большинство его знакомых сидели на шее у родителей и день и ночь пребывали в Сети, ожесточенно рассылая свои резюме в поисках вакансий и не выходя с сайтов, предлагающих рабочие места.

Вот потому-то он, Рекена, вместо того чтобы задумчиво созерцать исходный код компьютерной программы на современном плазменном экране, устало поморгав, установил еще один «Windows». Он не мог установить ничего более продвинутого, ведь тогда машина засбоит, и бухгалтер клиентского предприятия будет поносить их на чем свет стоит, эти компьютерщики, язви их… опять у них ничего не работает! А того знать не хотят, что их машины пора в утиль. На них даже память расширить нет возможности.

К тому же трудиться приходилось почти всегда по вечерам. Ведь дать компьютерщику время в течение рабочего дня означало одновременно платить и тому служащему, которому настраивают компьютер! А за что? Он сидит себе и в окно смотрит или лясы точит. Нет, владельцу предприятия нужен тот компьютерщик, который придет после того, как все служащие уйдут с работы. Пусть посидит подольше, зато все сделает к началу следующего рабочего дня. Выходные тоже годятся. В рабочее время «Арт-Нет» занимал своих служащих на техподдержке. Если звонили с жалобой, что полетел еще один комп, на место происшествия направлялся кто-нибудь с джентльменским набором в чемоданчике: оперативные системы, драйвера, загрузочные диски. Если оказывалось, что надо прикупить какое-то железо, Мигель обращался в один магазин, где ему делали скидку как постоянному покупателю.

Рекена подключил последний компьютер и убедился, что они все друг друга «видят». Закончив тесты, обесточил систему, закрыл дверь, вежливо попрощался с вахтером, впрочем, дав ему сначала обыскать свой рюкзак. Неужели они доверяют ему начинку своих машин, уж какими бы те ни были, – и боятся, что он сопрет у них канцтовары? Как если бы на выходе из Букингемского дворца гостей обыскивали после приемов, подозревая их в попытке притырить канапе с икрой.

Единственным достоинством изматывающего режима его вечерней работы являлось то, что возвращался он уже после часа пик, без транспортных проблем. В наушниках гремела «Нирвана», и весь город, казалось, принадлежал ему одному. Светофоры сияли, как рождественское украшение, причем бескорыстно – машин, которые бы им подчинялись, почти не было. Им было хорошо в обществе друг друга – ночному Мадриду и ему, Рекене.

Подходя к дому, он спросил себя, что его там ждет. Пока на многочисленных машинах неспешно устанавливались старые «Windows», он порой думал, как там Фран и что с ним происходит. Два года не виделись. Рекена вспоминал о нем, даже часто, но не как о единственном и дорогом друге, а как об одном из множества знакомых, с которыми почему-то расстался. С одними – просто по естественному отдалению чужих людей друг от друга. С другими – по очень конкретной причине.

Время, как известно, все расставляет по правильным местам. То, что сегодня едва можно пережить, через несколько лет будет выглядеть вздором, не стоящим внимания. Достаточно вспомнить переживания на выпускных экзаменах в старших классах. Тогда баллы казались Рекене важнее, чем судьбы целого мира. Фран, кстати, не сдавал тогда ничего. Завалил три предмета, сдавал их осенью. А на подготовительном факультете вообще опустился до наркоты. И не скажешь про Франа, что это случайность: он вообще все делал в последний момент. В школе вечно переносили его переэкзаменовку на сентябрь.

Рекена вообще-то мечтал, что они вместе поступят, вместе будут учиться и делать карьеру. Ведь Франу все так легко давалось. Ему было интересно то, чем занимался Рекена. Да, когда человек не знает, что именно любит, жизнь уносит его, как щепку. Он безвольно позволяет ей тащить себя. Так Фран и Рекена дружили в старших классах. Франу было безразлично, чему там учат – жизнь была прекрасна, а для походов в кафе всегда имелся приятель и собутыльник.

Восемнадцать лет – возраст иллюзий и мечтаний о будущем. Каждый верит, что у него и друзей все будет хорошо. Но проходят годы, и оказывается, что не все так, как хотелось и верилось: невеста тебе изменяет, хорошо оплачиваемое рабочее место, на какое ты претендовал, отдали чьему-то родственничку, а друзья до гроба, со слезами клявшиеся в верности под звон бокалов в кафе, куда-то делись, и телефоны их неактивны. Пройдут годы, прежде чем поймешь: лучшие мгновения жизни – не те, которых ждешь, а те, которые проходят прямо сейчас. А ты их теряешь, не наслаждаешься ими, позволяешь себе испортить их размышлениями о постороннем и неприятном.

Тогда, после кражи, Рекена думал о Фране, гадал, встретятся ли они снова. В университете они виделись уже не так часто, как в старших классах, но не раздружились окончательно. И все же изменилось очень многое: у него самого появились друзья по факультету, а Фран держался больше старых школьных связей. Рекена сдавал один экзамен за другим, а Фран пристрастился к курению марихуаны в каком-то очень специфическом кругу. Следующая его компания была еще более специфичной. Потом совсем уж малоприятной. Они совсем отдалились друг от друга. Рекена ясно помнил тот момент, когда впервые увидел, как Фран достает из джинсовой куртки пакетик с белым порошком и высыпает его на бумажник в две тонкие полоски. В ту пору кокаин был в большом ходу на крутых вечеринках, никто не удивлялся и не возмущался. Пропустил мимо и он. Счел эксцессом. Не думал, что Фран пристрастился, что у него это уже повседневная практика и жизненная потребность. Он был так занят тогда! Ведь учиться и все вовремя сдавать не так-то легко. А Рекена прошел пятилетний курс за три года. До Франа ли ему было…

Наконец он защитил диплом и стал жить один. Тогда Фран немедленно переселился к нему. Жить вдвоем им показалось разумным и удобным, ведь они дружили с детства. Однако много времени не понадобилось, чтобы понять: дружба-то врозь. Дружба, как и организм, живая: требует подпитки, и в их случае она быстро увядала. Фран порой устраивал настоящие, как он их называл, оргии, а иногда исчезал без объяснений. Они по-прежнему разговаривали, но тех бесед, когда они были открыты друг другу, не было, они остались в прошлом.