Разумеется, доказательства присвоения вещдоков и морального разложения старшего лейтенанта Гонтаря нашлись. Вернее, были им добровольно выданы в ходе состоявшихся обысков служебного кабинета и снимаемой особистом в поселке комнаты. К перечисленным в доносе предметам американского буржуазного общества добавились дюжина грампластинок, два журнала для мужчин карманного формата – тоже мэйде ин ЮСА, а также малогабаритная фотокамера германского производства. Выцарапанная на корпусе камеры надпись свидетельствовала о том, что она подарена Арчи Лефтеру неким Донатаном, на память о Нормандии и (?) Пенсильвании. Это же имя, как было отмечено дотошными чекистами, было означено на адресной страничке изъятой ими записной книжки – Арчи Лефтер.

К протоколу первого допроса Гонтаря было приложено его объяснение по поводу найденных у него предметов несоветского производства. Грампластинки и журналы «развратного содержания», по его словам, были приобретены на толкучем рынке в Хабаровске, у неизвестного лица, во время служебной командировки старшего лейтенанта. Все остальное, в числе прочих вещественных доказательств, было изъято в ходе спецоперации по ликвидации остаточного японского диверсионного формирования, в которой старший лейтенант принимал личное участие. Вещи американского производства были найдены в ходе личного обыска японского офицера, убитого в ходе операции и принадлежали, по показаниям захваченных в плен японских солдат, двум военнослужащим армии США, застреленным этим японским офицером.

Гонтарь признался – а что ему еще оставалось делать в «дружеских объятиях» вчерашних соратников по борьбе со скверной – что пистолет «кольт», фотоаппарат «лейка» и прочие мелкие бытовые принадлежности убитых американцев были им оставлены в свое временное пользование. При этом старший лейтенант подчеркивал, что решился на данное нарушение только потому, что упомянутые предметы не имели прямого отношения к проводимой спецоперации и расследованию деятельности японского бандформирования на освобожденной советскими войсками территории Южного Сахалина.

В своем рапорте следователь по делу Гонтаря весьма подробно мотивировал свое форменное требование, направленное им начальнику тыла по поводу срочной необходимости проведения экспертизы отснятой пленки, находящейся в изъятой у Гонтаря фотокамере. «Не имея сведений о незаконном проникновении на советскую территорию двух американских военнослужащих, предположительно – пилотах обнаруженного в ходе боестолкновения группы захвата авиаполка с японскими диверсантами самолета-амфибии – полагаю, что указанные американцы вполне могли иметь целью проникновения в тылы 10-й воздушной армии: сбор разведданных. Установить данный факт без исследования отснятых фотоматериалов не представляется возможным. Исходя из этого, прошу дать прямое указание капитану Завгородневу об ускорении исполнения проявки фотопленки и отсылке в наш адрес контрольных фотоотпечатков большого формата».

Алдошин покрутил головой: поразительно, как можно столь тщательно словесно запутать банальную, в общем-то, мотивировку о проявке фотопленки в трофейной камере! Он перелистал с десяток страниц, отыскивая в деле завершение тяжбы между следователем, мечтающем об обнаружении шпиона и неким Завгородневым – скорее всего, полковым фотографом-летописцем боевого пути части. И нашел то, что искал – характеристику и описание отснятых кадров. «Всего отснято кадров – 16 из 35 возможных. 14 – групповые и одиночные фотографии американских военнослужащих, снятых в различных помещениях, возле боевой техники (самолетов), а также на улицах города, судя по вывескам на заднем плане – Япония. Последние два кадра – видовые, сделанные в зимнее время. На обоих кадрах крупным планом запечатлен массивный каменный выступ (скала). Место съемки не идентифицировано ввиду отсутствия индивидуальных признаков».

Алдошин сразу полез в третью стопку рассортированных копий – в «приложения из кармашков» дела. Это были отсканированные с хорошим разрешением – молодец все-таки Абвер! – два десятка фотографий с пометками, сделанными почерком того самого следователя из далекого 1946 года. Фото старшего лейтенанта Гонтаря в анфас и в профиль, большой пистолет, фотокамера leica и стопочка журналов для мужчин. И копии 16-ти фотографий кабинетного формата с пленки убитого американца. На двух последних отпечатках – Алдошин был готов поклясться в этом – была изображена скала, под которой пилоты и закопали свой не доставленный по назначению груз!

Через пять минут, в течение которых Алдошин жадно изучал последние снимки, даже настольную лампу включил, он разочарованно откинулся на спинку кресла. И задумчиво уставился на россыпь фотографий на стенке напротив – сынишка, дочь, жена с детьми, он сам… Снимок скалы, как и писал следователь, не идентифицировался! Таких каменных «пальцев» на пляже под Долинском были десятки. Они торчали практически по всему периметру пляжа, как близнецы, лишь немного различаясь высотой и округлостью вершин. Для чего же ты, янки такой-сякой, сфотал именно этот кусок камня?

Может быть, даже прекрасно отсканированная копия не позволяет «прочесть» какие-то мелкие детали, видимые на оригинале снимка? Алдошин сделал мысленную отметку: надо сообщить об этом Абверу! Может быть, он найдет возможность либо умыкнуть из дела негатив, либо сделать с него более качественную копию. И если дело все еще в пределах доступности его цепких ручонок, надо будет сделать максимально большой отпечаток. Или подвергнуть пленку какой-нибудь компьютерной обработке – ну, специалистам айтишникам видней – для выявления индивидуальных подробностей.

Содержимое второго и последнего кармашка в следственном деле Гонтаря содержало переснятые страницы записной книжки того же Арчи Лефтера – не все, разумеется, а только те, на которых были сделаны записи или пометки. Самые обычные записи и пометки, которые миллионы людей, умеющие писать, делают в своих записных книжках. Телефоны, адреса, обращения к самому себе типа «Не забыть отдать Васе занятые пять рублей». Только в американском случае не Васе, а Биллу. И не пять рублей, а пять баксов.