– Я приеду, – тихо проговорила она. – Тольконе знаю, смогу ли я рассказать вам все. Просто мне хочется хоть ненадолговыбраться из дома. Я тут задыхаюсь.

Она и в самом деле чувствовала, что ей не хватает воздуха.Грудь, легкие, ребра сдавило так, будто она попала под каток.

– Если не хотите, можете ничего не рассказывать, я ненастаиваю. Просто приезжайте, я буду ждать. Только осторожно за рулем,обещаете? А я пока займусь обедом.

– Не знаю, смогу ли я хоть что-нибудь проглотить.

– Все в порядке, не думайте об этом, – мягкопроговорил Мэтт. – А Пип точно не откажется, тем более что я уже купил еелюбимое арахисовое масло.

А еще у него теперь есть фотографии его детей. И оннепременно похвастается ими перед Офелией и Пип. Роберт оставил Мэтту все фото,которые нашлись у него в бумажнике. Более дорогого подарка он не мог емусделать. Мэтт испытывал такое чувство, будто ему вернули душу, которую бывшаяжена тщетно старалась убить. И вот, израненная и измученная, она вдругвернулась к нему. Но для Мэтта процесс выздоровления еще только начинался. Нуничего, думал он, едва не подпрыгивая от нетерпения при мысли о том, что скоропоедет в Стэнфорд и снова увидит сына. Теперь все будет хорошо.

У Офелии ушло немало времени на то, чтобы одеться и доехатьдо Сейф-Харбора. Все ее движения были замедленными, словно она двигалась подводой. Время уже близилось к полудню, когда Мэтт услышал наконец, что ониподъехали. На первый взгляд ситуация показалась ему еще серьезнее, чем ондумал. Впрочем, может, он и ошибся. Пип выглядела подавленной, а посинюшно-бледному лицу Офелии стало ясно, что она чем-то потрясена до глубиныдуши. У Мэтта сложилось впечатление, что она сегодня даже не причесывалась.Сейчас она выглядела точно так же, как в первые дни после гибели мужа. Пип ужеслучалось видеть ее в таком состоянии, и оно вселяло в нее ужас. Завидев Мэтта,она бегом бросилась к нему и повисла у него на шее, цепляясь за него, словноутопающий за соломинку.

– Ну-ну, ничего… все в порядке, Пип… все хорошо. Онавсе еще судорожно прижималась к нему. Потом, смущенно отодвинувшись, вместе сМуссом побежала в дом.

Только тогда Мэтт повернулся к Офелии. И увидел ее глаза.Она ничего не сказала. Просто стояла и молча смотрела на него. Покачав головой,Мэтт обнял ее за плечи и повел в дом. В ожидании их приезда онпредусмотрительно убрал портрет Пип. Ничего не понимая, та растерянно шарилаглазами по сторонам, недоумевая, куда он делся. Улучив момент, Мэттзаговорщически подмигнул ей, давая понять, что все в порядке.

Дожидаясь их, Мэтт приготовил целую гору сандвичей. Ониуселись за стол, но Офелия по-прежнему молчала, упорно не поднимая глаз оттарелки. Наконец что-то подсказало Мэтту, что ей уже самой хочется излить передним душу. Незаметно подтолкнув Пип, он предложил ей взять Мусса и вывести егопогулять. Девочка тут же поняла намек, схватила теплый джемпер, и через мгновениеони умчались. Проводив их взглядом, Мэтт ничего не сказал – просто налил Офелиичашку чая.

– Спасибо, – прошептала она. – Простите, чтодоставила вам столько волнений. Очень стыдно перед Пип – она не заслужила.Знаете, у меня такое чувство, что я потеряла Теда… только теперь навсегда.

Чего-то в этом роде Мэтт и ожидал. Только не понимал, почемуэто случилось именно вчера.

– Это из-за праздников? – осторожно спросил он.Офелия покачала головой. Она не знала, что ответить, но Мэтт – единственный человекв мире, которому ей почему-то не стыдно излить душу. Так ничего и не сказав,Офелия молча вытащила из сумки обнаруженное накануне письмо Андреа и без словпротянула его Мэтту. Не разворачивая письма, Мэтт бросил нерешительный взглядна Офелию. Ему явно не хотелось его читать. Но по ее лицу он понял, что именноэтого она и хочет. Офелия молча села напротив него и спрятала лицо в ладонях.Тяжело вздохнув, Мэтт углубился в письмо. Глаза его быстро скользили построчкам.

Дочитав письмо, он поднял на нее глаза, но ничего не сказал.Теперь он хорошо понимал, почему у нее на лице написана такая боль. Все так жемолча он взял ее руки в свои и крепко сжал их. Они долго еще сидели,погрузившись в свои мысли. Так же как и Офелия, Мэтт без труда догадался, ктоавтор злополучного письма. Не составило ему труда понять, что отцом малышаУилли был Тед. Это было несложно. Куда мучительнее было Смириться с этой мысльюи продолжать жить дальше. Прозрение оказалось жестоким еще и потому, что онаузнала обо всем только после смерти мужа. И уж совсем невыносимым было узнать,что Андреа в борьбе за Теда собиралась беззастенчиво использовать несчастного,больного мальчика. Если он вообще стоил того, чтобы за него бороться, угрюмоподумал Мэтт.

Прошло немало времени, прежде чем Мэтт решился заговорить:

– Вы же не знаете точно, какое именно решение онсобирался принять. В письме ясно и недвусмысленно говорится, что он и сам ещене знал, как поступит. – Впрочем, Мэтт догадывался, что вряд ли это ееутешит. Как ни крути, но ее муж изменял ей, к тому же с ее лучшей подругой, даеще наделил ее ребенком!

– Это она так говорит, – пробормотала Офелия,чувствуя, как ее тело словно наливается свинцом. Язык с трудом ворочался ворту, будто парализованный.

– Так вы разговаривали с ней?! – опешил Мэтт.

– Да… я сразу же помчалась к ней, как только прочиталаписьмо. Сказала, чтобы больше не попадалась мне на глаза. Видеть ее не могу!Она для меня умерла – так же как Тед и Чед. Я думала, что я замужем, аоказывается, это был сплошной обман. Просто я не хотела ничего замечать – также как Тед не желал видеть, что наш сын неизлечимо болен. Выходит, я была также слепа, как и он. Мы оба были слепы, только каждый по-своему.

– Вы ведь любили его, а это многое извиняет. И потом,несмотря на все… думаю, он тоже любил вас – по-своему.

– Ну, теперь я уже никогда этого не узнаю. – Этобыло тяжелее всего. Проклятое письмо уничтожило самое дорогое, что у нееоставалось от мужа, – веру в то, что он ее любил.

– Вы должны верить в то, что он любил вас, Офелия. В концеконцов, ни один мужчина не выдержит двадцать лет с женщиной, если он ее нелюбит. Может быть, он вам изменял, однако он продолжал вас любить. Несмотря нина что.

– Возможно, потом он оставил бы меня и ушел к ней.Хотя, зная Теда, Офелия отнюдь не была уверена в этом.

И вовсе не потому, что верила в его любовь, – простоТед по складу своего характера не был способен на всепоглощающее чувство.По-настоящему он любил только себя. Ему бы ничего не стоило бросить Андреа сребенком, сделав вид, что его это совершенно не касается. Ее бы такое поведениемужа нисколько не удивило. Но опять-таки это вовсе не означало, что свою женуон любил больше. Вполне возможно, что он не любил ни ее, ни Андреа – такой ужон был человек.

– Много лет назад у него уже была интрижка, –сдавленным голосом призналась Офелия.