– Я видела эту кухню раньше, – сказала Лине. – Я знаю, где держали Сесилию Линде.

Она подняла руку и показала на замершую картинку.

– Это кухня Юнаса Равнеберга.

Лине убрала сумку с камерой с пассажирского сиденья, чтобы освободить место отцу. Девушка уже бывала в доме Юнаса Равнеберга в Манвике, поэтому они поехали на ее машине.

Вистинг сидел молча, стиснув зубы. Юнас Равнеберг ускользнул от него семнадцать лет назад. Сесилия двенадцать дней была у него в подвале, а его имя в ходе расследования даже не возникло. Они искали совершенно не там и смотрели совершенно не туда.

– Нам не нужно кому-нибудь позвонить? – спросила Лине. – В полицию, в «скорую»? Если это он, то Линнея Каупанг, возможно, уже несколько дней сидит без еды и воды.

– На месте посмотрим, – ответил Вистинг.

Он пытался свести все воедино. Юнас Равнеберг был анонимной фигурой, возникшей тем не менее на периферии дел Сесилии и Эллен. Теперь он сам был убит – вскоре после того, как Рудольф Хаглунн вышел на свободу и мог предоставить доказательства того, что был осужден несправедливо. Связать одно с другим было трудно, и он никак не мог избавиться от ощущения, что именно Хаглунн похитил и убил Сесилию Линде. Конечно, преступников вполне могло быть двое, хотя, когда речь шла о преступлениях на сексуальной почве, такое случалось крайне редко. И ничто в ходе следствия не наводило на мысль, что преступник мог быть не один.

Лине сбавила скорость и свернула на грунтовую дорогу. Машина подергалась из стороны в сторону, потом шины плотно пошли по грязи. Она прибавила газу. Деревья нависали над ними, затеняя сумеречный свет. Фары освещали неровную дорогу далеко вперед; в их свете были отчетливо видны следы другого автомобиля.

– Твои коллеги все еще присматривают за Хаглунном? – спросил Вистинг.

Лине кивнула.

– Я говорила с ними прямо перед тем, как войти в дом. Он весь день не выходил. Машина стоит в гараже.

Лине переключила передачу; машина дернулась. Выскочила из колеи, наткнулась на что-то твердое. Вистинг повис на ремне безопасности; машина полетела на обочину. Лине крутила руль. Машину занесло, но Лине удалось взять управление под контроль.

Дорога сузилась, ветви деревьев и кусты на обочине царапали кузов. Они проехали последний поворот, и прямо перед ними раскинулось небольшое хозяйство.

На дворе стояла машина; крылья были заляпаны грязью. Лине отпустила педаль газа, но было поздно. Возле амбара стоял мужчина. Он повернулся к ним; его осветил свет фар.

– Франк Рубекк, – констатировал Вистинг.

Они вышли из машины, оставив мотор работать вхолостую. Бывший полицейский сделал несколько шагов в их направлении. В руках у него что-то было; одну он поднял, чтобы заслонить глаза от света фар. Они увидели, что в этой руке у него фонарик. В другой руке он, похоже, держал пистолет.

– Вистинг? – удивленно спросил он.

– Франк? Что ты здесь делаешь?

– Тебе нужно кое на что взглянуть, – ответил Рубекк и махнул им рукой. В руке у него была электродрель.

– Что ты здесь делаешь? – повторил Вистинг.

– То, что нам нужно было сделать семнадцать лет назад, – ответил Рубекк и подошел к двери амбара. Дверь была закрыта на прикрученный болтами засов. Перед ней лежали свежие щепки.

Рубекк показал на проделанную им в толстой двери дыру.

– Загляните, – сказал он, поднося фонарик к отверстию.

Вистинг переглянулся с Лине и присел перед дырой в двери.

Внутри было темно. Свет фонарика конусом шел от отверстия и достигал задней части автомобиля, стоявшего в трех-четырех метрах от двери. Он был весь покрыт пылью и казался серым. Номера были сняты, но фонарик высветил молнию с логотипа «Опеля».

Вистинг выпрямился и молча посмотрел Франку Рубекку в глаза.

– Что это?

– Это машина, – ответил Рубекк. – На которой он увез Сесилию Линде.

Линде склонилась к отверстию, чтобы посмотреть, но Рубекк осветил фонариком сараи на другом конце двора; между ними был припаркован древний «Сааб».

– Мы во всем ошиблись, – сказал он и осветил машину, превращенную временем в груду ржавого железа. – Ее видели, когда Эллен пропала, но мы не придали этому значения. Мы провалились.

Вистинг по-прежнему ничего не говорил, но осмотрелся, ища что-нибудь, чем можно было бы взломать дверь амбара.

– Инструменты у меня в машине, – сказал Рубекк, как будто прочел его мысли.

Он взял из багажника ломик и дал фонарик Вистингу. Дерево было старое, рассохшееся; оно легко поддалось, когда Рубекк начал рубить доски, которые защищали стальные дуги, удерживающие болты. Он крутил и гнул – полетели щепки. Хрустнуло, и первый болт упал на землю. За ним второй. Он держался крепче, и на лбу бывшего полицейского выступили капли пота.

Через пять минут все болты были вырваны. Франк Рубекк отбросил ломик и открыл массивную, двойную дверь.

Вистинг шагнул за ним. Под их ногами похрустывали остатки зерна. В луче фонарика плясали пылинки. Пахло соломой и удобрениями.

Потолок был высоким, но помещение – не шире автомобиля. Вдоль одной стены стояли кирки, лопаты, грабли, другие инструменты и пара колес от телеги. У другой были навалены мешки из дерюги. Наверх шла лестница.

Они подошли к машине. Она был покрыта плотным слоем пыли. Вистинг попробовал заглянуть в грязное окно и собирался стереть пыль, когда под потолком раздался треск. Пару раз ярко мигнула лампа, и помещение осветилось. Он посмотрел на Лине, стоявшую у двери. Над ними висела большая лампа в сером металлическом колпаке; провод уходил под крышу.

Франк Рубекк открыл заднюю левую дверь. Вистинг тоже заглянул внутрь. С зеркала свисала выцветшая елочка-освежитель, в остальном все было чисто и аккуратно. В замке зажигания одиноко торчал ключ.

Вистинг обошел автомобиль, посмотрел на него с разных углов. Машина была ржавая, как и сказал мужчина на тракторе; годы в холодном амбаре усугубили повреждения. Отвалились куски кузова у крыльев, сломалось крепление одного зеркальца, которое теперь висело на двери.

Он остановился перед багажником. Осторожно нажал большим пальцем на кнопку. Та поддалась не сразу, со скрежетом ушла внуть. Раздался треск, и крышка багажника приоткрылась; появилась щель.

Франк Рубекк открыл багажник полностью.

На черном резиновом коврике лежала красиво сложенная одежда. Толстовка с коротким рукавом, штаны, маленькие белые трусики и серый спортивный бюстгальтер. Рядом стояла пара беговых кроссовок с засунутыми внутрь белыми носками.

Во множестве мест ржавчина проела металл, виднелся каменный пол. Даже семнадцать лет назад в одну из этих дыр можно было протолкнуть маленький кассетный плеер.