Курьер протянул ему большой белый конверт с пупырчатой пленкой внутри. Вистинг расписался на экране терминала, вернулся на кухню, положил толстое письмо на стол и достал из ящика острый нож. Потом сел и разрезал конверт.

Внутри был другой конверт, поменьше, он был уже вскрыт. Вистинг извлек содержимое; на столе оказался конверт с уликой А-3. Он узнал подпись Хабера и угловатый почерк, которым были вписаны номера дела и улики, время и место. Такие конверты для улик больше не использовались, но на нем не было вообще никаких признаков старения. Он семнадцать лет хранился под замком, его никто не трогал, и Вистинг приободрился от мысли о дактилоскопическом анализе. Он осторожно вернул все на место, положил большой конверт в папку для документов и направился к машине.

Возле дома Финна Хабера погода переменилась к худшему. Ветел выл в мачтах и реях. Крутые волны били по пристани, вздымались и падали. Из окон в темноту лился теплый свет. Вистинг наклонил голову и пошел к крыльцу. Его лицо было в брызгах соленой морской воды.

Старый техник-криминалист впустил Вистинга и пошел вперед него на кухню. Стены дома потрескивали, а с крыши как будто доносился протяжный вой.

Хабер уже разложил на кухонном столе бумагу и подготовил нужное оборудование. Вистинг думал, что увидит порошок для снятия отпечатков пальцев и кисточки, но на столе были только коробка из прозрачного пластика с крышкой, увеличительное стекло, фотоаппарат и коричневая склянка с пробкой.

Вистинг вынул конверт с пупырчатой пленкой из папки для документов и положил на стол.

– Как ты это собираешься сделать? – спросил Вистинг.

– С помощью кристаллов йода, – ответил Хабер. Он поднял коричневую склянку и потряс. – Самый старый и самый лучший метод. Когда кристаллы нагреваются, они превращаются в пар, минуя состояние жидкости. Пар соединяется с аминокислотами с жиром, оставшимся в отпечатках пальцев.

– Это может испортить отпечатки или бумагу?

– Нет. Йод не остается навсегда. Через несколько часов отпечатков видно не будет, но они останутся на месте. Йод не смывает с поверхности жиры и белки, как нитрат серебра. Если не получится с йодом, попробуем другие методы.

Вистинг кивнул. Он понял не все из того, что сказал Хабер, но бывший коллега говорил эмоционально и убедительно, и Вистинг чувствовал, что может доверить ему улики.

Финн Хабер натянул резиновые перчатки и осторожно достал семнадцатилетний конверт для улик из большого конверта и положил его на бумагу.

– Да, это мой конверт, – произнес он и улыбнулся.

Хабер взял фотоаппарат и сделал снимок конверта, потом взял и откупорил склянку. Запахло чем-то вроде хлора. Хабер вытряхнул три-четыре маленьких коричневых кристалла в пластиковую коробку и отставил склянку в сторону. Потом положил конверт с надписью А-3 в коробку, закрыл крышкой, подошел к кухонной столешнице, сунул затычку в раковину и наполнил раковину горячей водой.

– Это займет пару минут, – сказал Хабер и, положив пластиковую коробку в воду, оставил ее плавать на поверхности.

Вистинг наклонился над раковиной. Сквозь прозрачный пластик он видел весь процесс. Круглые отпечатки пальцев проявлялись так же, как фотография в проявителе в темной комнате.

Он взглянул на Хабера. Старый криминалист казался довольным.

– Практически магия, – сказал он и достал коробку из воды. – Невидимое становится видимым.

Он поставил коробку на стол, снял крышку и достал коричневый конверт. Проявленные отпечатки имели лиловый оттенок. Одни были четче других, многие накладывались друг на друга.

Хабер положил конверт на бумагу и взял фотоаппарат.

– Здесь несколько человек, – сообщил он и сделал снимок. – Есть отпечатки в виде петель и в виде дуг.

Вистинг заглянул ему через плечо.

– Дуги могут быть моими, – продолжил Хабер, посмотрев на свои пальцы. – Это самые слабые отпечатки, но тут много других. Лучше, чем я ожидал.

Эксперт-криминалист сделал еще несколько фотографий, выпрямился.

– Но это только половина работы, – сказал он. – Чтобы установить, чьи это отпечатки, нам нужно что-то, с чем их можно было бы сравнить.

Вистинг пододвинул к себе лежавшую на столе папку с документами и достал записную книжку. Из-под твердой обложки, как закладка, торчал листок.

Хабер перегнулся через стол и посмотрел на вложенное в записную книжку письмо. Поправил очки, отступил на шаг и посмотрел на Вистинга.

– Ты так считаешь? – спросил он и снова посмотрел на письмо.

Вистинг кивнул и посмотрел на письмо о своем отстранении.

– Он сейчас начальник полицейского управления.

– Исполняющий обязанности начальника, – поправил Вистинг и ткнул пальцем в название должности под подписью Аудуна Ветти.

Лине проснулась от холода. Она завела мотор и включила печку. Часы на приборной панели показывали, что она спала почти три часа. Среди ночи дождь прекратился, и машину окружил туман.

Прежде чем ехать дальше, она проверила мобильный и увидела, что два с лишним часа назад Мортен П. отправил ей смс: «Х поехал домой. Мы на местах».

Туман лежал сероватой дымкой. Фонари освещали размытые контуры шоссе. Навигатор сообщил, что Лине будет в Истаде в 06:47. Звонить в дверь Мод Сведберг будет рано, зато можно хорошенько где-нибудь позавтракать.

Она ехала сквозь ночь и думала, стоит ли ей позвонить Мортену П., чтобы узнать, как обстоят дела с наблюдением за Хаглунном. Но если Хаглунн пошел спать, то остальные, вероятно, спали по очереди, и она не хотела разбудить Мортена П. Она нашла шведский радиоканал с музыкой, включила, чтобы взбодриться. Если бы что-то произошло, то ей бы в любом случае сообщили.

С каждой оставленной позади милей предполагаемое время прибытия изменялось. Лине остановилась на заправке между Гетеборгом и Мальме, чтобы сходить в туалет и купить бутылку газировки, но тем не менее, когда Лине проехала указатель, сообщающий, что она в Истаде, на часах было 06:34.

Она перестала следовать указаниям навигатора и просто ехала прямо, пока не очутилась возле небольшой яхтенной пристани, после чего поехала вдоль моря. Разносчик газет остановился перед желтым кирпичным домом с увитым розами входом; вообще улица была пустой и безлюдной.

Возле железнодорожной станции Лине свернула на соседнюю улицу и взяла курс на центр. Светились окна кондитерской, и она остановилась у тротуара. На дверной табличке было написано, что кондитерская открывается в семь; в остававшееся время Лине погуляла по улицам и быстро составила впечатление: приятный городок с маленькими красивыми площадями и старыми зданиями.

Когда кондитерская открылась, она заказа два сэндвича, бутылку минеральной воды «Рамлеса» и кофе. Нашла бесплатный вай-фай и, завтракая, читала с мобильного газеты. В «Дагбладет» она увидела фотографию отца. Он входил в дверь и глядел через плечо. По подписи она поняла, что в статье говорилось о вчерашней встрече в спецотделе. «Прервал допрос», – гласил заголовок. Известный и опытный руководитель следствия сам рисковал сесть в тюрьму после того, как выяснилось, что главная ДНК-улика была сфабрикована. Высокопоставленный сотрудник специального отдела внутренних расследований подтвердил, что Вильям Вистинг ушел со вчерашнего допроса, не дожидаясь его окончания, а дальше рассказывал о том, почему дело не было закрыто за давностью и почему законодатели относились к фальсификации улик так же серьезно, как к убийству. В худшем случае виновному мог грозить двадцать один год тюрьмы. Лине задержала взгляд на фотографии отца и почувствовала, как от объективного изложения фактов у нее в горле встает ком.