сложными и не очень интересными. В итоге простым людям, хотя и не желавшим расставаться с видимостью того, что они сохраняют контроль над ситуацией, приходилось полагаться на других – тех, кто знал больше, чем они сами. В некоторых сферах они охотно уступали тем, кто обладал богатством и мог похвастаться благородным происхождением, в частности, эти качества были серьезными преимуществами в борьбе за звание полководца. Когда решались вопросы, связанные с политикой государства, в наиболее выгодном положении оказывался тот, кто убедительнее всех доказывал, что защищает исключительно интересы людей. Демагоги, возможно, способные, но простого происхождения, вынуждены были получать поддержку с помощью того, что можно назвать классовым законодательством, хотя большая его часть вполне объяснима с точки зрения существовавших тогда общественных отношений, и в те времена не было ничего подобного тому масштабному перераспределению дохода, которое существует в любом современном государстве.

Обвинения в подкупе электората в основном были связаны с платой, которую граждане получали от государства за службу на благо общества, и в первую очередь платой присяжным. В результате реформы, проведенной в 462 г. до н. э. Эфиальтом, состав присяжных был расширен, и им теперь было сложно собраться вместе, не получая при этом плату в два обола, введенную Периклом и увеличенную в 420-х гг. до н. э. Клеоном до трех оболов. Эта плата, возможно, стимулировала бедняков становиться присяжными, подобными хору заядлых судебных заседателей из «Ос» Аристофана, беспощадных ко всем обвиняемым и благодарных Клеону за то, что тот поднял причитавшуюся им плату. Опрометчиво думать, будто во всех судах заседали подобные старые глупцы, но хор в комедии Аристофана мог быть карикатурным изображением настоящих пожилых людей, оставивших работу, зависевших от своих сыновей и выдававшихся ими «карманных денег». Однако в нашем распоряжении не так много других сведений, кроме голословных заявлений противников демократии, свидетельствующих о том, что представители низших слоев общества выстраивались в очередь, чтобы стать присяжными.

Так, Аристотель сообщает, что Перикл не мог соревноваться в щедрости со своим богатым оппонентом Кимоном и, по совету друга, прибегнул к раздаче государственных средств. Более вызывающими кажутся содержащиеся в «Горгии» Платона слова Сократа о том, что Перикл, установив жалованье присяжным, превратил афинян в лодырей, трусов, пустомель и корыстолюбцев. Его собеседник, никоим образом не являвшийся сторонником демократии, спрашивает, от кого тот слышал подобные слова – не от людей ли со сломанными ушами[21] (то есть от борцов и сторонников Спарты), а значит, Платон не очень серьезно относился к этому обвинению. Превращение в лодыря и корыстолюбца из-за двух или трех оболов – это своего рода достижение, ведь любой чернорабочий мог получать больше, а доход человека, обладавшего довольно скромными умениями, превышал эту цифру в два или три раза, да и ни один из заседателей не мог быть уверен в том, что станет получать эти деньги на каждом судебном заседании. Как и в современных государствах, где присяжным компенсируется дневной заработок, в Афинах они получали минимальную денежную сумму или даже еще меньше. Членам совета и магистратам платили задолго до конца V в. до н. э., а плата за посещение народного собрания была введена сразу после окончания войны, причем сначала она составляла один обол, затем быстро была поднята до двух оболов, а потом – до трех. Последнее повышение произошло, по словам Аристотеля, из-за того, что в противном случае невозможно было собрать кворум (плата была введена во время сильнейшего экономического кризиса).

Для того чтобы видеть в этой минимальной плате проявление повальной коррупции и упадка общественной морали в Афинах, нужно быть неизлечимым сторонником предрассудков. Но те, кто получал плату, радовались ей, и в этом смысле Перикл, Клеон и их преемники, несомненно, стремились завоевать благорасположение представителей низших слоев общества, получая от этого выгоды, которые в противном случае были бы им недоступны. Но демагоги этим не ограничивались, беря в свои руки инициативу, связанную как с управлением государством, так и с законотворчеством, а особенной привлекательностью для них обладали дела державы. Последние нельзя было решить на народном собрании, состоявшем из нескольких тысяч человек; или даже на заседании Совета пятисот, собравшегося в полном составе. Афиняне стремились побороть это ограничение, в первую очередь распределяя общественные функции среди большого количества магистратов, назначавшихся по жребию. Это работало во многих повседневных ситуациях, а страх тщательной проверки всех записей в некоторой степени сводил на нет опасность коррупции. Но данный способ не всегда подходил для назначения военачальников, так как в демократических государствах и данная должность была выборной, но при этом не была сопряжена с инициативой сверху, без которой невозможно решать повседневные проблемы. Афинская демократия создала на уровне верховной власти своего рода вакуум, и решением этой проблемы как раз и стали «демагоги»-добровольцы.

Поиск центров власти в Спарте – задача другого рода. «Народ», которым там считалась лишь часть всего населения, как и афиняне, заявлял о том, что все входящие в него люди равны между собой. Когда перед спартанским народным собранием ставился тот или иной вопрос, каждый гражданин (по крайней мере, теоретически) должен был отдать свой голос (точнее, крик) за решение, которое он считал предпочтительным. Помимо этого, они претендовали на социальное равенство, которое не могло быть по-настоящему реальным и которое прекратило свое существование сразу после победы спартанцев в Пелопоннесской войне. Эти люди называли себя равными, носили одинаковые одежды и ели одну и ту же пищу во время общих пиршеств. Кроме того, существовал ряд правил, касающихся расходов, в частности того, какой дом мог построить для себя спартанец. То, что земли некоторых категорий были признаны законом неотчуждаемыми, вероятно, отражает попытку удостовериться, что каждый гражданин будет обеспечен минимальным участком земли, который позволит ему сохранять свое место в этой системе. Некоторые из этих черт базируются на законодательстве, и можно предположить, что в какой-то определенный период, вероятно в целях разрешения кризиса, охватившего Спарту в VII в. до н. э., была сознательно проведена реформа, направленная на предоставление всем гражданам прочной точки опоры, благодаря которой они смогли бы считать себя равными друг другу.

Это значит, что некоторые спартанцы получили политические и социальные привилегии, которых не имели прежде или которые не были им гарантированы. Но постоянное подлинное равенство невозможно. Существует предположение о том, что старшим представителям некоторых семейств было проще попасть в состав герусии, чем другим пожилым людям. Фукидид, писавший в конце V в. до н. э., неоднократно говорит о том, что некоторые спартанцы пребывали в городе «среди первых». Если земли одной категории были тесно связаны с конкретным гражданином, то другими участками их