Торстейн говорил еще долго и непонятно для Дага. Однако по мрачным физиономиям отцовских друзей мальчишка понял, что ничего хорошего не обещают.

– Он хочет разорить нас… – шептались бонды. – Такого никогда не случалось, чтобы мы содержали морские укрепления… Как же тогда «право лейдунга»?..

– Отец, почему мы не можем собрать свою дружину? – вслух предположил Даг. – Сами будем охранять берег от чужих викингов.

– По старым законам Упсалы, лейдунг не может собраться в лесу или у кого-то в усадьбе, – терпеливо объяснил сыну Олав. – Ополченцев собирают только на тинге. В давние времена конунги Свеаланда сами водили флотилии на врага, но нынче… нынче они нанимают верных псов вроде Сигурда Короткая Нога или Торстейна.

– А что такое «право лейдунга»?

– О, это хорошее дело, сын мой. Как только корабль пройдет костры дозоров, на нем никто больше не подчиняется лагману. Если двое подерутся и один другому выбьет глаз, то заплатит виру вдвое больше, чем на берегу. И свидетелей понадобится вдвое меньше для суда стюримана.

– Я помню, как в прежние времена конунг пользовался своим «правом лейдунга», – подхватил Горм. – Он забирал третью долю виры с любого наказания, и это было честно! Прочее забирали мы и корабельный стюриман, и все были довольны…

– А нынче они хотят забрать себе половину, – прокряхтел Глум Свенсон. – Что же будет дальше?

– Может, конунг хочет вообще забрать себе все корабли? – предположила тетушка Ингрид. Она приехала недавно и незаметно пристроилась позади мужчин.

А ландрман, невзирая на ропот, продолжал что-то громко выкрикивать. Слова его немедленно повторяли зычными голосами два глашатая:

– Слушайте, свободные люди Свеаланда! Большая беда ползет с юга, хуже черной чумы. И несут ее саксонские епископы с крестами! А пока конунг датчан лижет пятки саксам, его бонды потеряли страх. Многие собирают вольные дружины, разбойничают в наших южных сюслах, нападают на наши морские дозоры.

Поэтому наш конунг говорит так – пусть будет половинный лейдунг, но этого мало! С этого года он собирает постоянную дружину! Слушайте, свободные люди! Если мы впустим христиан на свою землю, они сожгут и нас!

В которой Гуннвальд Тележный Двор ссорится из-за дохлой коровы, а двенадцать судей запутывают Дага

Первый день тинга прошел относительно мирно.

Ночь семейство Олава провело в жарко натопленной землянке. А ранним утром ударили в било, ландрман объявил о выборе первых двенадцати судей. Горя желанием все увидеть, Даг первый выскочил из низкой двери землянки, едва не задохнулся от чистого морозного воздуха и… в очередной раз изумился произошедшим переменам.

Лейдунг исчез. Тысячная толпа молодых вооруженных мужчин покинула Столбы Совета, они давно находились на пути к военному лагерю. Зато по реке прибывали все новые и новые сани купцов и охотников, понадеявшихся на успешное торжище. Дагу показалось, что саней и костров стало в два раза больше. На том месте, где вчера строился лейдунг, трелли растянули много полосатых шатров. Из шатров разносился женский смех, там играли в тавлеи и выпивали. Над тингом царило яркое солнце и полное безветрие. Далеко в синем небе кружили хищные птицы, ожидая сытных объедков от человеческой трапезы.

Дюжину судей предоставил из своих ленников морской вождь Сигурд Короткая Нога. Его земельные владения раскинулись в трех часах езды отсюда, ниже по течению реки, но сам форинг большую часть года проводил на боевом драккаре. Двенадцать судей по очереди выбрались из толпы хусманов, когда лагман выкрикнул их имена, и устроились на скамьях возле жертвенного камня. Затем лагман выкрикнул следующих судей, их назначала старая знакомая Олава, Гунхильда Насмешница. Когда судейская скамья была полностью укомплектована, лагман громко объявил о слушании первого дела.

– Торвальд Лысина обратился к суду тинга с иском к своему соседу и кровнику, Гуннвальду Гормсону по прозвищу Тележный Двор. Торвальд Лысина, ты здесь?

Торвальд со значительным выражением лица покинул группу близких родственников. Лысину он прикрывал остроконечной войлочной шапкой.

– Гуннвальд Тележный Двор, ты здесь?

Появление Гуннвальда вызвало смешки. Высокий нескладный парень с синяком под глазом, с разорванным рукавом, он вдобавок еще и подволакивал ногу.

– Его покусали собаки Торвальда Лысины, – со смехом донесли Олаву работники. – Этот Гуннвальд натворил делов!

Лагман проверил свидетелей обеих сторон и громко повторил суть дела:

– Торвальд Лысина и Гуннвальд Тележный Двор – кровники, породнились еще мальчишками. Верно я говорю?

Свидетели обеих сторон покивали.

– Год назад Гуннвальд Тележный Двор посватался к сестре Торвальда. Торвальд Лысина согласился, но спустя неделю заявил, что Гуннвальд не настолько богат, чтобы сватать его сестру. Гуннвальд на это сказал, что слово уже дано и слово невесты тоже дано, и такие обиды прощать не намерен. Верно я говорю? – Лагман повернулся к свидетелям.

Те снова важно покивали.

– Тогда невеста Гуннвальда сказала, что не пойдет за него и останется жить у брата. Гуннвальд Тележный Двор вернул ей приданое и потребовал назад свой постельный дар. Верно я говорю? – поднял голову судья.

– Этот негодяй не вернул мне двадцать вадамалов шерсти! – из кучки женщин воинственно выкрикнула сестра Торвальда Лысины. Ответом ей был дружный хохот собравшихся.

Лагман несколько раз ударил в било, призывая почтенных бондов к порядку. Даг окончательно запутался в сложных соседских отношениях. Он решил больше не утруждать себя, а просто разглядывал судей и мрачноватых, увешанных оружием дренгов, сгрудившихся вокруг ландрмана Торстейна. Пока мальчик крутил головой, его заметили вредные дочери Гунхильды Насмешницы. Белокурые красотки начали показывать языки и корчить рожи. Ох уж эти женщины, что сверстницы, что взрослые, – от них одни проблемы и насмешки! Про себя Даг давно решил, что никогда не повторит глупостей отца и дяди Сверкера, никогда не женится и уж точно не станет дружить с девчонками!

– Эй, волчонок, покажи нам свой хвост! – захихикали дочери Насмешницы.

Даг не стал утруждать себя лишней болтовней. Вместо хвоста он показал глупым бестиям язык и вернулся к суровым мужским делам.

– Тут случилось так, что Гуннвальд получил хорошее наследство от своего дальнего родича. Он получил два торговых корабля, еще лес в соседнем сюсле и тридцать марок серебром. Верно я говорю, Гуннвальд?.. После того как всем стало известно о наследстве, его кровник Лысина пришел к нему мириться. Он сказал, что снова намерен породниться, и теперь считает, что семьи равны по богатству. Тогда Гуннвальд отказался взять его сестру… – Тут лагман заметил свидетеля, машущего руками. – Что хочешь сказать, Торкиль?

– Хочу сказать – дело было так, да вроде и не совсем так, – откашлялся тот, кого судья назвал Торкилем. Даг мигом ощутил в нем человека хитрого и подлого, которого наверняка наняли, чтобы говорил неправду. Но отец и наставник Горм настрого приказали младшему Северянину держать свои мнения при себе. Мальчишке ничего не оставалось делать, как вздохнуть и слушать дальше. Он слушал, как вовсю обманывают судей, но никак не мог помешать обману.