—Ну как там дела?— указываю я глазами на последний этаж, где находится наше будущее жилище.— Спрогнозируй, через сколько месяцев мы переедем?

Матвей находит мои ладони и, сжав их, подтягивает к себе.

—С тем, что ты задумала, не меньше шести месяцев.

Мы оба стали сговорчивее. Зная, что Матвей не согласится жить в моей квартире, я предложила выбрать для нас новую. В ответ он не стал возражать по поводу временного переезда ко мне и в начале этого месяца вернул ключи арендодателю. Всё так головокружительно быстро… Ещё недавно он существовал лишь в моих снах и воспоминаниях, а сейчас мы вместе утверждаем цвет стен. Пробел в два года заставил нас ускориться: мы оба торопимся наверстать упущенное.

Матвей касается моих губ и, отстранившись, вопросительно щурится. Ладони не выпускает. Я думала, что его любовь к касаниям иссякнет, но нет. Он всё так же не может держать при себе руки.

—Как врач? Что в ней потрясающего?

Откуда он такой? Любой мог бы забыть, и это было бы даже нормально. Визит к гинекологу — это совсем не то, о чём любят разговаривать мужчины. А он помнит, спрашивает.

Грудь и место под пупком распирает растущими счастьем и предвкушением. Я смотрю Матвею в глаза, пытаясь всё донести взглядом. Ещё один момент, когда слова — это так… пыль, не способная объять всё, что есть во мне.

Открываю рот, но два важных слова так и не хотят отлипать от языка.

—Сейчас.

Я высвобождаю пальцы и разворачиваюсь к двери машины. Аккуратно забираю с пассажирского сиденья файл и, прикусив губу, протягиваю его Матвею.

Он сводит брови к переносице, утыкается в строчки. Затаив дыхание, я жду, когда он дойдёт до тех самых. Понимаю, что это произошло, когда его ресницы дёргаются, а карий взгляд впивается в меня.

—Беременная?

Я дважды киваю, пока внутри беснуется ураган из эмоций. Чудо же, ну? Это самое настоящее чудо.

Матвей, конечно, обрадуется, но я и так это знала. Он единственный, в ком я ни на секунду не сомневаюсь. Но знать одно, а видеть… Видеть — совсем другое. Как ярко вспыхивают его глаза, как на губах появляется пронзительная улыбка. Разделить этот исключительный момент с ним — вот это оно. Самое лучшее, что может быть. Когда вы оба чувствуете одинаково, и это одинаковое — настолько счастливое.

Он тянет меня к себе. Смеётся, осыпает поцелуями лицо, куда попадёт: в нос, в губы, в виски, подбородок.

—Я знал… Я ещё тогда знал…

Я жмурюсь, потому что солнце слепит, провоцируя новое слезотечение. Знал, ещё когда я плакала у него на руках в съёмной квартире,— вот что он имеет в виду.

Утыкаюсь ему в плечо, меняю слёзы на улыбку и тоже смеюсь.

—Конечно ты знал. Ты же грёбаный прогнозист.

Get You The Moon—Kinafeat.Snøw

Стелла

—Стелла, кинь ещё салфетки. Кое-кто наверняка испачкается, а потом будет хныкать, что стала некрасивой.

Последние слова, произнесённые с шутливой укоризной, Матвей, конечно, адресует нашей дочке. Я опускаю упаковку влажных салфеток в сумку, завязываю волосы в хвост и, быстро оценив отражение в зеркале, выскакиваю в прихожую. Там застаю привычную картину. Аня, болтая ногами, по-королевски восседает на кушетке, а Матвей, стоя на коленях, зашнуровывает ей кроссовки. Это их традиция. Когда папа дома, собирать её на прогулку должен лишь он. Мои же обязанности куда менее почётные: не забыть взять с собой воды или, как сейчас, прихватить салфетки.

—Ну что, идём?— Я перевожу взгляд с Матвея на дочь: — Малыш, ты готова?

Аня ощупывает ладошкой белокурые кудряшки, собранные в хвостики, скептически осматривает кроссовки и деловито резюмирует:

—Я красивая. Идём.

Матвей считает, что желание блистать дочь унаследовала от меня, как и цвет волос. В свои два с половиной года Аня и правда имеет непреодолимую тягу к эстетике: обожает по несколько раз на дню менять наряды и причёски и жутко горюет, если по какой-то причине ей доведётся испачкаться.

Главная модница в семье теперь именно она, потому что я сама стала одеваться гораздо проще. Пришлось. Сначала была беременность, потом двухчасовые прогулки с коляской, на которых было невозможно разгуливать в пиджаках и на каблуках, а затем я попросту привыкла к комфорту. Тем более что в офис мне ходить больше не приходилось. На сроке пять месяцев я официально закончила работать у Разумеева и вышла в трёхгодичный декрет.

Поначалу боялась, что начну тосковать по офисной суете и драйву, но этого на удивление не случилось. Своей беременностью я по-настоящему наслаждалась. Во время неё со мной действительно произошло то, к чему я когда-то стремилась: я стала спокойнее, женственнее и мягче. Меньше думала, больше гуляла. С разрешения врача мы с Матвеем даже успели слетать в Испанию. Это и стало нашим медовым месяцем. В нём было много солнца, прогулок, шума волн и паэльи, оставшейся моим любимым блюдом даже по приезде домой.

—Давай сюда.— Матвей забирает сумку и, повесив её на плечо, берёт меня за руку.

Его палец привычно гладит мою ладонь. Годы идут, но ничего не меняется. Он всё так же одержим прикосновениями. Иногда может искать меня по квартире, чтобы просто подойти и обнять. Удивительный. Необыкновенный. Потрясающий.

Аня тоже обожает ходить с папой за руку. Любовь к тактильности она унаследовала от Матвея: порой, сидя у меня на коленях, начинает гладить моё лицо. А ещё у неё солнечные карие глаза.

Матвей садится за руль, мы с Аней занимаем заднее сиденье. Я всё чаще отказываюсь ездить сама — слишком освоилась на пассажирском кресле.

—А я мороженое буду вот такое.— Дочка расставляет ладони шире плеч и смотрит на меня одновременно требовательно и вопросительно. Как я к такому отнесусь?

—Это очень большое. Не боишься, что заболит горло или животик?

—Папа мне вылечит,— без тени сомнения отвечает Аня и в подтверждение пытается дотянуться носком кроссовки до водительского сиденья.

Она тоже доверяет ему, как и я. Знает, что Матвей сможет всё, что не подведёт. Потому что он действительно никогда не подводит.

Чтобы дочь не заскучала в пробке, в которую мы встаём спустя десять минут пути, я кладу ей на колени любимую игрушку. Это кубик-рубик. В последнее время Аня полюбила крутить его в поездках. Собрать целиком у неё пока не получается, но я почти не сомневаюсь, что со временем она сможет. Аня ведь дочь своего гениального отца.

Я наблюдаю, как она, выпятив нижнюю губу, сосредоточенно перемещает разноцветные грани, и неожиданно понимаю, что, наверное, пора. Пришло время подумать про второго. Эти два с половиной года я целиком посвятила Анюте, сознательно не желая лишать её даже толики своего внимания. Истинное материнство — это не погоня за количеством, а ежедневное наслаждение процессом.