Патриарх Герман, как только ознакомился с императорским указом против святых образов, обратился к императору с очень суровыми упреками, но все его усилия были безуспешны. Герман был вынужден уйти в отставку и уступить свое место более сговорчивому прелату Анастасию, своему бывшему синкеллу, о котором Лев Третий знал, что тот полностью и преданно поддерживает его замыслы. Герман дал себе труд сообщить папе о еретическом нововведении императора, а император тоже отправил посланцев в Рим просить о утверждении своего указа. Папа Григорий Второй ответил ему длинным посланием, в котором опроверг один за другим все доводы, выдвинутые против поклонения иконам. В этом письме папа выражает сожаление, что императорские распоряжения снова нарушили покой в церкви. Он мужественно напоминает своему адресату, что тот, хотя и император, все же не священник, и что догмы христианства – дело епископов, а не императоров. Преемник Григория Второго, папа Григорий Третий, много раз пытался, тоже безуспешно, то письмами, то через своих легатов вернуть правителя империи к православному учению, а затем собрал в церкви Святого Петра собор, который отлучил от церкви всех, кто будет похищать, уничтожать, бесчестить или оскорблять образы Христа, пресвятой Богоматери, апостолов и святых.

Гнев императора в ответ на это не знал границ. Посланцы папы и итальянских городов подверглись плохому обращению и были отправлены в заточение. Все имущество римской церкви на Сицилии и в Калабрии было конфисковано. Эти две провинции, а также провинция Иллирия были выведены из-под непосредственной юрисдикции римского епископа и подчинены константинопольскому патриарху. В 732 году был послан огромный флот, чтобы наказать папу за сопротивление императорской доктрине, но в пути этот флот потерпел крушение. Гонения на святые иконы, особенно в Константинополе, стали еще более жестокими, и множество священнослужителей, монахов и мирян, верных православию, приняли мученические венцы. Многие православные жители столицы уже отправились искать убежище в самых дальних провинциях империи. А уже в 733 году, по словам Ф. Ленормана, только в одной провинции Бари можно было насчитать тысячу монахов-греков, бежавших с Востока. Примерно в эти же годы Стефан Новый, который позже прославился своим мужеством в царствование Константина Копронима, пожелал исполнить свое обещание стать монахом – и не нашел во всей огромной столице ни одного монастыря, жизнь которого не была бы взбудоражена постоянно увеличивавшимися неприятностями из-за тиранических жестокостей Льва. Он был вынужден искать в Вифинии, в одиночестве на горе Святого Авксентия, тот покой, в котором ему отказывал Константинополь. Вскоре, укрепив себя суровыми упражнениями, из которых состояло посвящение в монахи, и освятив себя жизнью, состоявшей только из покаяния и труда, он опять появился на поле боя, готовый сражаться до смерти за целость веры, и стал бесстрашным защитником ортодоксальной истины.

Пока же надо упомянуть среди самых пылких защитников почитания икон первого советника сирийского халифа. Узнав о константинопольских событиях, он совершенно открыто объявил себя сторонником почитания образов и сочинил три речи в их защиту. «Власти не дано устанавливать законы для церкви. Обратите внимание на слова апостола: Бог поставил в церкви своих апостолов, своих пророков, пастырей и учителей. Он не добавил: и императоров. Политическое управление – дело императоров, управление церковью – дело пастырей и учителей. Вмешательство в их внутренние дела – разбой. Саул разорвал мантию Самуила – и что с ним случилось? Бог отнял у него царство и отдал Давиду. Мы будем Вам верны во всех делах, забота о которых поручена Вам. Но для управления церковью и решения религиозных вопросов у нас есть наши пастыри, которые преподают нам учение и предания Отцов. Мы храним и защищаем знания, которые получаем от них. Если мы начнем расшатывать, даже слабо, здание церкви, оно вскоре обрушится все целиком».

Эти гордые слова должны были очень сильно не понравиться императору-иконоборцу. Чтобы отомстить за себя, он нашел обвинителей, сообщивших халифу, что Иоанн якобы ему изменяет. Слишком доверчивый халиф поспешно приказал отрубить своему святому советнику правую ладонь. Но на следующую ночь эта ладонь приросла к искалеченной руке и чудесным образом ожила благодаря заступничеству Пресвятой Девы. Иоанн сказал Богоматери: «Рука Всевышнего, который воплотился через Вас, совершила множество чудес». Богородица появилась перед ним, и взгляд ее глаз был полон радости и милосердия. «Ваша рука исцелилась, – сказала она. – Продолжайте писать, как обещали, и пусть эта рука будет рукой усердного писателя».

Халиф, который был свидетелем этого чуда, попросил прощения у святого и хотел оставить его при себе, но Иоанн удалился в монастырь Святого Саввы и оттуда продолжал мужественно сражаться словом и многочисленными письменными сочинениями за находившееся под угрозой православие. Он умер в 754 году.

Льва Третьего тогда уже не было в живых: он скончался 18 июня 741 года, но его антирелигиозную политику продолжил без перерыва его сын и преемник Константин Копроним. Феофан и Феодор Студит, два писателя-монаха, жившие в одно время с Константином, не могут найти достаточно сильных выражений, чтобы описать тот ужас, который вызывал у них этот ожесточенный преследователь икон. Для первого из двоих Константин самый мерзкий из императоров, самый безбожный из тиранов, самый жестокий и кровожадный из лютых зверей, и его нечестивые дела навлекли на империю все бедствия – измену Италии, землетрясения, голод, чуму, восстания в провинциях. Для Феодора Константин – вершина бед, буря нечестия, вместилище всех видов зла, стоголовый дракон, вождь иконоборческой ереси, безжалостный преследователь монашества.

Дьякон Стефан, составитель жития святого Стефана Нового, еще более (если такое возможно) жесток к памяти Копронима. Он пишет: «После смерти Льва, когда тот стал пищей для неумирающих червей и для вечного огня, ему наследовал Константин, его нечистое порождение, как Ахав – Ахазу, как Ирод – Архелаю. Этот злой отпрыск злого корня, дававший еще более отвратительные плоды, полные всех возможных ядов, переворачивал, уничтожал, сжигал все святые образа. Монахи сопротивлялись его нечестивым замыслам, и он умело организовал войну против всего монашеского сообщества».

Все изображения Христа, Девы Марии или святых были либо сожжены, либо разрушены, либо замазаны известью. Зато произведения живописи, изображавшие деревья, птиц, животных, конские бега, сцены охоты, театры или цирки, были сохранены, и обращались с ними вполне достойно.

Но этого было мало, чтобы удовлетворить постоянно возраставшую ненависть императора к святым образам. Он пожелал, чтобы его указы были освящены каноническим утверждением их церковью. В 754 году он созвал в Константинополе собрание, в котором участвовали 318 епископов, которые были верными исполнителями его желаний, и они запретили под страхом самых суровых наказаний создавать, выставлять напоказ и чтить иконы.

Когда было объявлено о созыве этого синода, монахи Европы, Византии, Финии (область вдоль северного берега Пропонтиды, напротив Вифинии. – Пер.) и Вифинии и те монахи, которые жили в пещерах и горах Прусы, собрались вокруг того, кто благодаря своим добродетелям и учености занимал место в первых рядах монашеского сообщества, – вокруг блаженного Стефана, считая его бдительным стражем и надежным проводником. Этот святой в начале своей речи сказал, что скорбит о несчастьях церкви и о преследовании верной паствы Христовой, а затем призвал своих слушателей к благочестию, которое одно даст им силы победоносно сопротивляться нечестию. «Нынешние бедствия, – сказал он, – посланное нам Провидением мощное средство для обновления, а также мощное средство для распространения нашей веры в самых отдаленных местностях». Пока он произносил эти слова, монахи всей толпой только проливали слезы и били себя в грудь. Этого было недостаточно, чтобы выйти из такого опасного положения. И тогда Стефан предложил практическое решение, которое достойно внимания: «Для нас остались три местности, которые не присоединились к этой порочной ереси. Я советую вам удалиться туда». Областями, которые он посоветовал слушателям, были берега Понта Эвксинского восточнее Босфора, Скифия, Херсонес, Готия, вся Южная Италия до Тибра, а также нижняя Ликия, остров Кипр и вся область от Тира и Иоппы до Триполи.