Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нисколько не сомневалась в том, кто послал убийцу во дворец Дэниэля, и действия Магистра свидетельствовали о его готовности нарушить негласный договор с собственным братом, а вместе с ним и шаткое равновесие этого мира, давно балансирующего на грани войны. И мое присутствие в замке милорда становилось абсолютно бессмысленным.
Мастер был прав! Милорд вел свою игру и одновременно играл с нами. Дэниэль не просто возложил на меня власть и ответственность, он объявил меня равной ему, а это автоматически влекло наследование трона после его смерти. К этому я была не готова. Я не задумывалась над этим вообще, ибо не понимала до конца отношения между братьями. Но я и предположить не могла, что милорд способен подослать наемного убийцу. Даже отпуская Грэма, я была уверена, что мои сны — всего лишь плод моих фантазий и подсознательного беспокойства. Но затем я подумала, что кладбищами, где похоронены дети, погибшие от рук своих родителей, и родители, принявшие смерть от своих детей, можно опоясать весь земной шар, возможно, и не один раз. Почему же нужно делать исключение для братьев? Кровное родство не исключает убийства.
Мастер никак не комментировал изложенное в письме, но это говорило только об одном — он изложил факты, а составить заключение, сделать выводы и принять решение предложил мне. И сейчас передо мною стояла одна дилемма — остаться или вернуться?
И в том и в другом случае мы проигрывали, ибо мое возвращение не препятствовало милорду предпринять еще одну попытку взамен неудавшейся. К тому же мое стремительное бегство легко расценивалось, как обвинение милорда в организации покушения, а без доказательств — это было обвинение, оскорбляющее честь и достоинство Великого Магистра.
Как официальное лицо, гостившее у него, я не могла разбрасываться обвинениями, порождающими даже не дуэльные поединки, а войны. В своем письме Мастер не выдвигал никаких предположений именно потому, что любой прочитавший письмо до меня не должен был иметь оснований для ответного обвинения принца Дэниэля в оскорблении чести милорда.
А потом я вдруг подумала, что если бы покушение на Дэниэля увенчалось успехом, то я была бы уже мертва. Я даже вспотела от одной только мысли об этом. Одним ударом уничтожить принца Дэниэля и его наследника — это было в стиле милорда, и мне стало понятно значение его подарка. Он дарил мне смерть, но вряд ли подозревал, что Грэм вернулся к Дэниэлю из-за меня и потому задуманный план провалился.
В то же время милорд прекрасно знал, что без железных доказательств публичных обвинений со стороны Дэниэля не последует. Убийца мертв и ничего не скажет, значит, доказательств нет. При таких условиях брошенное милорду обвинение — все равно, что прямое оскорбление его чести и хороший предлог для начала войны. Но даже при наличии косвенных улик Дэниэль вряд ли выдвинет обвинение, как бы ни была задета его честь.
Подобное обвинение равнозначно вызову на поединок, а все поединки этого мира продолжались вплоть до того момента, пока не умрет один из поединщиков или оба. Дэниэль не мог убить родного брата и я понимала это также хорошо, как и Мастер. Я только не знала, связано ли это с вопросами чести самого принца Дэниэля или он испытывал родственные чувства к своему родному брату.
К вопросам чести в мире милорда относились слишком щепетильно, и всех нюансов подобного отношения я так и не смогла понять до конца, как не смогла окончательно усвоить, что, собственно говоря, в этом мире считается честью. Я и со своей-то честью не особо разобралась. Но я хорошо выучила историю этого мира и ее поворотные моменты, напрямую связанные с гибелью того или иного участника поединка. И история знала немало примеров, когда клевета или недоказанное обвинение приводили к мелким, а то и крупным военным стычкам между двумя державами, или смертельным поединкам между королями. И даже орлы не являлись исключением. В этом мире клятву верности давали своим королям, и армия служила не стране и народу, а своему правителю или его наследнику. В случае их смерти народ и армия переходили под покровительство завоевателя. Поэтому история знала немало примеров боевых поединков между правителями, приводивших к смерти одного из них, а также фактическому окончанию войны.
Ухватившись за повод, который я или Дэниэль могли предоставить ему, милорд мог вызвать своего брата на бой и победить его. И тогда между милордом и всем остальным миром, присягнувшим на верность мне, оставалась бы только моя жизнь. Я же не могла победить милорда. Я с трудом держала самый легкий из его ударов, так что мой конец был неизбежен и предсказуем.
Моя голова раскалывалась от этих мыслей, и ноющая боль потихоньку распространялась от центра лба к вискам и затылку. Я начала уставать от собственных эмоций, к тому же совершенно не верила в то, что способна предотвратить войну между милордом и Дэниэлем, как не верила в некое пророчество или предсказание. Мой ум был слишком рационален для этого.
С другой стороны, мое появление в этом мире, действительно, было предсказано, и милорд знал о моем существовании задолго до того, как я узнала о нем. Если мы на самом деле связаны друг с другом какими-то узами, возможно, все было намного сложнее, чем мне казалось. К тому же я и предположить не могла, что способна видеть будущее в своих снах.
Когда головная боль усилилась, я открыла окна, чтобы впустить свежий воздух, и вместе с ним в комнату вошли запахи дождя и умирающей листвы. Я смотрела на осенний сад, сбросивший свои яркие одежды, и не могла принять решения. Моя интуиция также молчала, даже не пытаясь выбраться из того темного угла, куда забилась сразу же после грохота разбитого зеркала. И я не помню, сколько простояла возле окна, потому что очнулась от этого сумеречного состояния лишь ближе к ночи, и мой сон был похож на долгий и бесконечный кошмар.
Весь следующий день я избегала встречи с милордом, не чувствуя сил для возможного серьезного разговора с ним. И думаю, что милорд тоже не стремился к подобному разговору. Тот факт, что меня не тревожили вообще, наводил на соответствующие размышления. Милорд понимал, какую дилемму я решала, и ждал моего решения.
Вечером я навестила дядюшку Кэнта, и он снял повязку с моего
