С первой зарплаты Иван купил бутылку коньяку и конфет. Поехал в гости к тренеру.

Тренер умирал от рака. Он жил слишком близко от заводского забора.

Тренер выпил полстакана, долго и надсадно кашлял, потом сказал:

– Ты, Иван, голкипер великий. Тебе была прямая дорога в Москву. В сборную Советского, бля, Союза. И еще дальше – в Монреаль, бля, Канадиенз. Это я, твой тренер, тебе судьбу испортил. Так и знай. Я все делал, как мне надо. Удержал игрока в команде. Как тренер я был прав. Как человек – наоборот. За это мне Бог посылает смерть страшную. Буду гнить заживо и в муках издохну. Теперь слушай. В жизни ты ни хрена не рубишь. Пропадешь быстро. Поэтому держись возле товарища Золотых, хоть он теперь и господин. Делай все, как он скажет. Представь, что он – твой тренер. Сам не думай – его слушай. Живи, как играл. Летит в тебя – отбивай в сторону. Летит мимо – провожай глазами. О себе забудь, думай о команде. Решил сыграть на выходе – сто раз подумай, а как сыграешь – мигом обратно, на свое место. Все играют на своих местах. Кому суждено играть справа – играет справа. Кому суждено слева – тот работает слева. Твое место – в раме. Не сходи с места, будь надежен, знай правила игры. Теперь иди, Иван. Товарищу Золотых привет передай. Зубы вставь. Зла на меня не держи. Может, в НХЛ тебе бы и подфартило и был бы ты сейчас сытым и довольным. Но лучше играть для своих и за своих, чем для чужих и за чужих.

Через год тренер умер, а Иван Никитин баллотировался в областное Законодательное собрание.

В радиусе пятидесяти метров от входа в ночной клуб граждане самозабвенно праздновали наступление золотого века.

Подъезжали, ревя двигателями, автомобили удивительных остросовременных конфигураций. Красивые люди в удивительных остросовременных прикидах неспешно покидали комфортабельные салоны и мгновенно начинали пританцовывать. С возбужденных лиц не сходили улыбки. Абсолютно все дамы и почти все джентльмены имели превосходные фигуры. В ушах и пупках, на шеях и пальцах сверкало золото. У иных сверкало и в носу даже.

Кое у кого, по старинке, сверкало во рту, но фейсконтроль не допускал таких на порог заведения.

За версту пахло марихуаной и духами.

Катерина велела капитану ждать, без особых проблем миновала двухметровых привратников (одного даже потрепала по щеке, то есть она была тут своя) – через пятнадцать минут вернулась вместе с высокой, завернутой в шубу блондинкой, чей превосходный загар просматривался даже в полумраке городского вечера; усадила девушку в машину, на заднее сиденье, сама осталась снаружи, вопросительно посмотрела на капитана.

– Спасибо, дорогая, – сказал он, высунув голову в окно, и удивился собственной искренности.

Бандерша покривилась.

– Если что – звони.

– Конечно, – кивнул сыщик. – Давай телефон.

Катерина величаво развернулась и зашагала прочь. Через плечо презрительно бросила:

– Зачем тебе телефон? Так звони…

Вот стерва, с восторгом подумал Свинец.

– В чем дело? – сухо спросила загорелая. – Что надо? Я на работе.

Капитан повернул голову. Подруга Кирилла Кораблика по прозвищу Кактус выглядела великолепно. Под своей шубой она была почти голая. Сейчас нервно разминала пальцами тонкую кожу миниатюрной сумочки.

– Есть разговор, – начал он. – Я капитан милиции, работаю в МУРе. Катерина тебя сдала. Но ты ее не вини. Ей было некуда деваться. Поняла?

– Нет. В чем дело?

У гражданина Кораблика губа не дура, сказал себе Свинец. Упырей, гадов и прочую нечисть всегда тянет к яркому и красивому. Упыри и гады – если они опытные, продвинутые, со стажем – не склонны себя переоценивать, они все про себя знают, вот и компенсируют собственную ущербность женской красотой.

А красота тоже не против. Красота нуждается в возбуждении. Общение с настоящим взрослым упырем очень, очень возбуждает.

Загорелая холодно скривила губы.

– Послушайте, у меня времени нет. Я на работе.

Капитан ощутил усталость.

– Паспорт сюда.

– А в чем дело?

– Паспорт давай!!!

Женщина пожала плечами, поискала в сумочке, сунула в ладонь капитана документ в дорогостоящей кожаной обложке, одновременно взглядом жирно накрашенных глаз выразив глубокое презрение как к самому капитану, так и к его требованиям.

А Свинец уже примерно понял, как именно он поступит, каким путем пойдет, чтобы расколоть эту рафинированную блядь. У него, как у всякого нормального мужчины, бывали приступы зависти – нечасто, примерно раз в полгода, но бывали – именно к таким вот гибким, длинноногим, ухоженным, превосходно одетым самкам. Такая пройдет мимо, в облаке духов, загрузится в кожаное нутро блестящего автомобиля и отбудет в очередную точку своего обычного маршрута: массаж – салон – солярий – шопинг. Как не позавидовать ей, успешно продавшей свою главную ценность?

Пребывая сейчас, в дешевых своих джинсах и куртяйке с надорванным карманом, напротив благоухающей дорогостоящей женщины в драгоценных туфлях, по профессии – стриптизерши, капитан с неожиданной для себя грустью понял, что в новой России, стране необузданного капитализма, женщины скорее приобрели, нежели потеряли, а вот мужчины – скорее потеряли, нежели приобрели.

Ах, какая глянцевая, какая благополучная и гладкая девочка сидела сейчас в его машине! Как мерцали ее огромные глаза, как струились и переливались идеальные, чисто вымытые волосы, как выстреливали длинные фиолетовые искры из драгоценных камешков в мочках ушей! Какая сытая, какая блестящая!

Дурак, сказал он себе. Не завидуй. Нашел кому завидовать – молодой девке, содержанке, танцовщице. А про месячные ты забыл? А ты забыл про то, что ты сам в свои сорок два еще в полном порядке, а она – в тридцать уже никому не нужна. Потеря естественной упругости тела, ничего не поделаешь. А еще бывает так: устроится такая, длинноногая, большеглазая, подле щедрого богатого мужа, а муж – хлоп, и исчез, пропал без вести…

– Не завидую я тебе, – сказал Свинец. – Ох, как не завидую. Работа у тебя вредная…

– Не вреднее твоей.

– Не передергивай. Ты лучше скажи, где сейчас находится Кирилл Кораблик по прозвищу Кактус? Ты только это, мать… с ответом не спеши. Там ведь знаешь – особо тяжкое преступление. Похищение человека! Пройдешь как соучастница.

– Узнаю мента, – хрипло произнесла загорелая и умно сощурилась. – А каков мой процессуальный статус на настоящий момент?

– Подозреваемая.

Капитан, естественно, блефовал. Деваха в тысячной шубе никак не могла оказаться подозреваемой, поскольку такая позиция предполагала прежде всего заблаговременный доклад прокурору и возникновение уголовного дела. В случае капитана отсутствовало и дело с номером, и разрешение на проведение оперативно-следственных мероприятий.