– Что делать? Что делать? – бормотала Эмма, все еще продолжая сжимать в одной руке ключи, а в другой – два целлофановых пакета с аппаратурой.

Как она оказалась на улице, как села в машину, видел ли ее кто-нибудь, когда она покидала подъезд, – этого Эмма не помнила. Ее парализовал страх – липкий, жуткий, холодный. Она дрожала, зубы стучали, выбивая чечетку, руки тряслись, колени подкашивались.

Савина бросила на переднее сиденье машины целлофановый пакет и сама влезла следом. Затем она закрыла и заблокировала дверь, словно это могло ее от чего-нибудь спасти. Уже в машине Эмма понемногу пришла в себя.

«Что же это такое? За что они его? Что им сделал Эдик? Такой хороший человек, безобидный гомик…»

Эмма знала, что Эдуард никогда не баловался наркотиками, у него на это просто-напросто не оставалось времени, он постоянно был в работе. То там съемки, то тут, то один срочный заказ, то другой.

– Они его убили… Убили, потому что ему что-то известно! – решила Эмма. – У них были такие зверские рожи, когда они выходили от него! – бормотала она, словно в бреду.

И тут, как молния среди ясного неба, ее поразила догадка.

«Все это неспроста, и следующей жертвой могу оказаться я. Но за что? Почему? Да, я переспала с генералом, но ведь об этом просил сам Бутаков. Я сделала лишь то, о чем он просил, я ни в чем не виновата. Просто выполнила свою работу…»

Эмма Савина посидела в машине, затем вытащила из сумки пачку сигарет, нервно закурила. Сделав несколько затяжек, вспомнила страшные глаза Эдуарда, и ей мгновенно стало не по себе. Она почувствовала, что тошнота подступает к горлу, что ей не хватает воздуха. Эмма, хоть и боялась, но опустила стекло и жадно, как рыба, выброшенная на берег, стала ловить ртом воздух. Закашлявшись, она прикрыла рот руками, как будто опасаясь, что кто-то услышит этот предательски громкий кашель.

«Нет, отсюда надо смываться, и как можно скорее. У меня нет времени, здесь нельзя оставаться!»

От страха она не понимала, что вполне возможно, самое безопасное место сейчас – в этом дворе.

Ведь на квартире у нее была засада.

Но Эмма об этом не знала.

Ночной клуб «Титаник» полыхал за спиной Сиверова разноцветными огнями. Глеб шел к машине, а охранники смотрели ему вслед, не решаясь нарушить приказ хозяина, хотя и понимали, что потом, когда уже все успокоится, Гудкович набросится на них с руганью: почему пропустили, почему не задержали, почему дали ворваться в офис…

Музыка резко смолкла. Тяжело идти, когда тебе смотрят в спину, но Сиверов понимал: Гудкович сейчас не натравит на него своих людей, слишком сильно напуган. Да, он сумел поставить хозяина клуба на место.

Охранник на автомобильной стоянке догадался, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Такого на его памяти еще не случалось, чтобы сам Гудкович выбежал из клуба через парадную дверь, зимой в одном пиджаке, проводить странного посетителя. На всякий случай он попытался по рации соединиться с начальником охраны, дежурившим в зале, но рация не отвечала.

– Я что-нибудь должен? – усмехнувшись, спросил у него Сиверов, открывая дверцу машины.

– Что случилось? – грозно наехал на Глеба охранник, но тут же дал задний ход, сообразив, что не зря другие охранники опасаются приближаться к этому человеку.

– А ты у Гудковича спроси, вон он стоит, – махнул рукой Глеб. – Так я ничего не должен?

Этот вопрос сбил охранника с толку окончательно. Он не мог сообразить, о чем идет речь.

Посетитель уезжает раньше, чем собирался, а еще спрашивает о деньгах.

– Да что там, черт возьми, случилось?!

– Нельзя быть слишком любопытным, – Сиверов захлопнул дверцу и, махнув на прощание охраннику рукой, вырулил со стоянки. Проезжая мимо входа в клуб «Титаник», Глеб коротко просигналил. Трусов он не любил, они вызывали у него буквально физиологическое отторжение.

«Ну и мерзкий же он тип! Небось, сейчас примется охрану распекать, будто бы не сам им приказал не предпринимать никаких действий. Да, тяжело признаваться в собственных ошибках».

Информации Сиверов добыл не так уж много, зато она была исчерпывающей: имя, фамилия, адрес, правда, старый, по которому Эмма Савина уже не жила. Но и это – кое-что. Обычно такие случаи занимали не более пяти минут поиска, если, конечно, под руками имеются компьютер и база данных за последние десять лет. Савина – фамилия распространенная, однако, в сочетании с именем, а имя как раз редкое, вряд ли в Москве отыщутся хотя бы две или три Эммы Савины.

Занявшись поручением генерала Потапчука, Глеб на время забыл, что у него есть жена и маленький ребенок. Такое уже случалось. Когда Сиверов сосредотачивался на чем-нибудь, остальное как бы переставало для него существовать. Он мог не спать ночами, не есть сутками, словно использовал энергию, накопленную за предыдущие дни.

Лишь для порядка Глеб еще раз проверил, нет ли преследователей.

«Гудкович оказался трусом, никого не послал за мной следом. И в милицию наверняка звонить не стал. У меня-то против него аргумент железный – наркотики».

«Вольво» въехала во двор, и Глеб припарковал ее в дальнем углу – так, чтобы сразу было не понятно, куда именно приехал человек. В доме горело всего лишь несколько окон, как-никак, время позднее, половина второго ночи. Возле двери подъезда самозабвенно целовалась парочка. Девушка с кожаным рюкзачком за плечами вынуждена была стоять на цыпочках, чтобы дотянуться до губ парня. Так и не переставая обниматься, они отошли в сторону, чтобы дать Сиверову возможность войти в подъезд, гулкий и тихий в ночи.

При каждом удобном случае Глеб непременно тренировал себя: «взойду наверх бесшумно и в то же время быстро». Он мягко ставил ноги, перешагивая через одну, а где и через две ступеньки. На третьем этаже из-за двери залаял пес.

"Вот же существа, собаки, – подумал Сиверов, – их не проведешь, они и следы по запаху отыщут, и звуки услышат, которые человеку недоступны. И все им дано от природы, без тренировок. У меня тоже обостренное чутье, чувствую опасность, когда еще на подходе, и не умом, а кожей. И все же мне кажется, что Потапчук преувеличивает.

Видится ему вселенский заговор, а возможно, никакой организации-призрака не существует. Он вышел на локальную проблему, видит только ее часть, а ему мерещится целая громада. Но с Потапчуком спорить тяжело, нюх у него не хуже моего, в чем-то даже и более чувствительный. Он сам ходит по коридорам власти, чувствует, какая погода стоит там, знает о настроениях не понаслышке. Перед грозой в воздухе всегда пахнет озоном".

Волосок, который Глеб приклеил перед уходом к дверной коробке, оказался на месте. Замок мягко щелкнул, и Сиверов вошел к себе на мансарду. Не раздеваясь, лишь расстегнув куртку, он отодвинул в сторону полку с книгами, причем сделал это торопясь, несколько книг даже упали на пол. Безжизненный пока компьютер, глянцево отливая в полумраке погашенным монитором, ждал своего хозяина.