– До аэропорта еще добраться надо.

– Ничего, охрану надежную организуем.

– Бурыбина тоже, наверное, охраняли, когда в «сизо» везли, – с горечью во взгляде усмехнулся Эдуард. – А он все равно сбежал.

– Виновные установлены и наказаны.

– Меня убьют, а виновных накажут. Мне от этого не будет легче... Я знаю Бурыбина, он такой, что и самолет взорвет, чтобы от меня избавиться...

– Тогда в поезде.

– В бронированном?

– Ну, бронированные поезда только в музеях остались... Может, лучше отказаться от показаний? – спросил полковник и отвел в сторону глаза.

– Что?! – встрепенулся Эдуард. – Я не ослышался?

– Ну, может, и ослышался. А может, и нет... Хотелось бы Бурыбина посадить. Но ведь скользкий гад...

– А что со мной будет, если я от показаний откажусь?

– Ну, дело мы закрыть уже не сможем. Но ты можешь отказаться от всех показаний. Не убивал ты Блинкова, и точка. Улик против тебя нет, судья освободит тебя из-под стражи, как и в прошлый раз. А мы документы тебе новые организуем. Внешность сменить не сможем, но паспорт у тебя настоящий будет. Даже легенду тебе создадим. И увезем далеко-далеко. Можно на Дальний Восток...

– А за границу?

– А есть на что?

– Да, есть счет небольшой.

– Ну, в принципе, можно и за границу...

– А с Никифоровым как быть?

– Что, с Никифоровым?

– Ну, его тоже надо посадить.

– Надо. Но это не принципиально.

– Не знаю, может быть... Значит, если я откажусь от показаний, то вы поможете мне скрыться?

– Без особого желания, – честно признался полковник. – Но точно поможем...

Эдуард очень хотел жить. И ему все равно, сядет Бурыбин или нет, лишь бы только самому спастись. Тем более свобода, может быть, уже совсем рядом. Пока найдут Семена, пока будет длиться следствие, затем – судебный процесс. А так он завтра же откажется от своих показаний, и в самое ближайшее время его выпустят на волю и помогут скрыться за границей. Не так уж много денег у него на зарубежном счету, всего двадцать тысяч долларов, но лучше что-то, чем ничего...

А в кармане из тех денег, что были у него в бумажнике, почти ничего не осталось. Каких-то семь-восемь сотен. Эдуард их берег, но сегодня он должен выпить, заглушить страх перед Бурыбиным и приласкать робкую радость по поводу своего возможного спасения...

Полковник Харчев ушел, а Эдуард попросил усатого контролера сходить для него за бутылкой водки. А за ужином выпил, чтобы облегчить душу. Но почему-то после первой стопки у него как-то затяжелела голова. И еще очень сильно потянуло в сон.

Засыпая, он вдруг понял, что никогда больше не проснется. Он попытался вырваться из объятий Морфея, но тот не позволил ему поднять головы...

* * *

Семен чувствовал себя маленьким ребенком. Отец не разрешил ему идти на кладбище, где сегодня хоронили Стаса. Он утверждал, что там его будут ждать рубоповцы. И напрасно Семен пытался убедить его, что полковник Харчев значительно смягчил свою позицию по отношению к нему. Все бесполезно. У отца железный принцип – сказано «нет», значит, иных вариантов не может и быть.

– И ты знаешь, что было бы, если бы я сунулся сейчас на кладбище? – разливая по стопкам водку, спросил Семен у Никифорова.

Все, Стаса уже предали земле, и он обязан его помянуть. Да и душа что-то просит. Так просит, что язык уже заплетается. А вроде и выпили немного. Что такое пол-литра на двоих?..

– Думаешь, меня бы пристрелили? Нет! Отец бы Ждана позвал... Нет, Лева в больнице... Стаса нет... – Семен почувствовал, как снова на глаза наворачиваются слезы. – Нет Стаса! Ты понимаешь, Паша, что это такое? Стаса – нет!!! Да я бы сам штаны перед отцом снял, сам бы на пузо лег. Пусть лупит по заднице... Он умеет это делать... Вот если бы я сейчас на кладбище пошел, он бы меня, как последнего, отлупил... И все равно, что мне двадцать шесть лет... Знаешь, как это унизительно? Тебя лупят, а Стас, Лева, Ждан – стоят, смотрят... Лучше бы застрелил.

– Но ты же не пошел на кладбище. И не пойдешь. Незачем тебя стрелять, – насмешливо сказал Павел.

– Вот потому и не пошел... Ну да ладно, потом схожу. Нас когда реалиби... ребиали... В общем, когда нас с розыска снимут...

– А снимут?

– Снимут. Сам Харчев на попятный пошел, да. Вчера информация прошла, он к Лихопасову в «сизо» ходил. Вроде бы не хочет с ним больше возиться, задний ход вроде бы дает. Все правильно, он понимает, от кого теперь порядок в городе зависит. А у нас, поверь, все будет в лучшем виде. Специальный отдел при «Гаранте» создадим, по борьбе с беспределом. Тебя командиром назначим...

– А с кем бороться? С тобой?

– А я что, на беспредельщика похож?

– Нет, на пай-мальчика...

– А ты целку из себя не строй, не надо. Сам троих завалил. А потом еще троих сжег... Да ты не переживай, я – могила. Никому и никогда...

Павел ничего не сказал. Разлил водку по стопкам, не чокаясь, выпил. Все как положено на поминках.

На столике свирелью прозвенел телефон.

– Да, – отозвался Семен.

– Лихопасова больше нет, – лаконично сообщил Степок.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Отправили до востребования. А отправитель у меня. Наложенный платеж требует.

– А ты не сказал, что у меня сейф в лесу находится? – спросил Семен.

– Нет. Да это и не требуется. Он поедет, куда угодно.

Семен и не собирался отдавать миллион долларов какому-то прапорщику. Слишком большие это деньги, чтобы ими швыряться. Поэтому Степок уже знал, куда везти жадного глупца.

– Вот и давай его к сейфу. А мы сейчас подъедем.

Семену хотелось развеяться. К тому же у него родилась замечательная мысль. Никифоров уже не сопротивляется судьбе, но все же не мешало бы его покрепче привязать к ней. В любом случае, рано или поздно он должен был пройти обряд посвящения.

– Ну, вот и все, нет больше Лихопасова, – бросив трубку на стол, сказал Семен. – Приказал долго жить. Отдал жизнь за наше с тобой счастье.

– Врешь? – недоверчиво посмотрел на него Никифоров.

– Но ты же помог мне однажды. И в «сизо» нашелся такой же помощник. Водку ему паленую купил. Ох, и отрава, скажу тебе!.. Вот скажи, он человека отравил, а я ему сто тысяч зеленью отдать должен. Скажи, это справедливо?

– Не тяни вола.

– Я вот тут подумал, может, мы эти деньги пополам с тобой поделим, а? Тебе пятьдесят штук, и мне... Машину себе продвинутую возьмешь, кум королю, сват министру...

– Его убить, а деньги себе? – задумался Павел.