– Эрнест постоянно распускал язык, – тихо сказала Мэри, – писал разные сенсационные вещи в письмах. Думаю, возможно, Гувер слышал о проекте, которым Папа давно грозил…

Гектор резко поднял голову:

– Ты это о чем? Каком проекте?

– Хем говорил об этом несколько раз, начиная с сороковых годов. Что-то вроде той книги о тебе, о которой он постоянно говорил, но которую так и не написал. У него была задумка насчет романа про Гувера.

– Ты это серьезно?

– Папа болтал об этом на протяжении нескольких лет. Утверждал, что якобы проводил всякие расследования и те данные, что он собрал, сделают эту книгу блокбастером. Конечно, если кто-нибудь рискнет ее напечатать. Напечатать? Черт, не мешало бы ее сначала написать.

Гектор облизал губы:

– Одной только идеи Хема написать книгу о Гувере более чем достаточно, чтобы напугать Джона Эдгара до усрачки, узнай он об этом…

Мэри кивнула:

– Особенно, если учесть ее основной тезис о том, что в Джоне Гувере есть негритянская кровь.

Милостивый боже. Нет ничего удивительного, что Гувер пошел вразнос.

– Ты уверена, что Хем так и не начал писать эту книгу?

– Одна болтовня, – сказала Мэри. – Он дошел уже до такого состояния, когда вся его работа заключалась в трепе.

Гектор сделал вид, что пропустил это замечание мимо ушей. Улыбнулся, достал блокнот и ручку и начал что-то быстро писать.

Лучше не придумаешь: благодаря своей болтливости Хем обеспечил себе пожизненное преследование ФБР. Теперь, годы спустя после его смерти, от той же самой мифической книги можно получить дивиденды…

Благодаря идее, возникшей у Гектора, само понятие затяжной игры может принять совсем другой характер.

Мэри удивилась:

– Что ты делаешь? Ты пишешь? Сейчас?

– Ты когда-нибудь играла, Мэри? Очень на это надеюсь, потому что я пишу для тебя сценарий.

– В смысле?

– Ты еще раз расскажешь мне об этом романе про Гувера, но с учетом того, что я тут тебе напишу. Мы повторим этот разговор, только теперь следуя сценарию, который я пишу. Хем написал книгу, рукопись Хема у меня и была у меня уже некоторое время. И наш разговор состоится в моей машине.

– И что это даст, Лассо?

– Вместо тебя они сосредоточатся на мне, оставят тебя на время в покое, и мы сможем спрятать бумаги более надежно. – Гектор закончил писать и протянул Мэри свой «сценарий». Спросил: – Ты хорошо разбираешь мой почерк?

– Нормально.

– Теперь мы отправимся в мою машину и все это проделаем.

– Почему в машине?

Гектор подмигнул.

– Потому что пока я разбирался с местными копами, Криди установил в машине подслушку. Эта проклятая машина просто напичкана жучками.

Через час Гектор отыскал поганенький бар в центре Кетчума и зашел в телефонную будку на задах. Он раскрыл свою записную книжку и нашел там номер телефона агента Тилли, одного из ребят Гувера, с которым Гектор имел дело в былые годы, когда иногда оказывал Бюро некоторые услуги. До того как познакомился с темной стороной Гувера в конце пятидесятых.

Эдмонд Тилли сказал:

– Давненько ничего от тебя не слышал, Гектор.

– Слишком давно. Мне нужна некоторая информация, причем срочно. Все, что сможешь раздобыть о парне, который все еще служит в Бюро, примерно моего возраста, зовут Донован Криди, он олицетворят все, что ты ненавидишь. Чем грязнее добытая грязь, тем полезнее для дела, приятель.

– Как я с тобой свяжусь, Гек?

– Сам позвоню, – сказал Гектор. – У меня сейчас дел по горло, и все срочные.

Гектор повесил трубку и отправился к машине. Включил фары, вдавил педель газа в пол и помчался в сторону Мичигана.

Есть ощущение конечности, мрачное предчувствие надвигающегося уничтожения в такой большой части деконструктивной деятельности в самых разных обличиях, что это уже не постмодернизм, а скорее предвестие апокалипсиса.

Дэвид Леман[37]

В автобусе было невыносимо душно. Ханна сошла с автобуса с сильными резями в животе и прямиком ринулась к туалету автобусной станции Анн-Арбор; почки невыносимо болели.

Она заметила в унитазе кровь, но немного, недостаточно, чтобы начать беспокоиться, уверила она себя. Не так, как после Ричарда. Она вызовет врача, когда доберется до квартиры. Она уже представляла себе, какую нотацию он ей прочтет.

Ханна вышла из туалета бледная, прижав руку к животу. Тут она увидела человека в черном костюме, черные, зализанные назад волосы и нос с горбинкой.

Она вспомнила, что видела его раз или два в гостинице. Она повернулась и побежала, насколько она могла это сделать в ее состоянии. В зеркало она увидела, что человек бежит за ней.

В мансарде было душно и пыльно, ведь она была заперта шесть недель. Ханна несколько раз чихнула и с трудом открыла два старых, покорежившихся окна. Затем включила потолочные вентиляторы и снова расчихалась от поднятой ими пыли. Она смотрела, как пыль крутится в лучах позднего солнца, и подумала, что надо бы прибрать, но тут же выбросила эту мысль из головы.

Никогда не принимай движение за действие, учил Папа неоднократно ту или другую молодую женщину в своей жизни. Зачем оставлять Ричарду чистую квартиру? Лучше собрать вещи к переезду.

Сестра Ханны, которая никогда не одобряла Ричарда, несколько раз предлагала ей снять у нее верхнюю квартиру, которую они сдавали в аренду на Саут-Стейт-стрит, в центре студенческого городка Мичиганского университета. Возможно, это предложение еще действительно. Ханне также предлагали должность помощника преподавателя по вводному курсу литературы, так что будут какие-то деньги плюс к тому, что ей удастся получить от Ричарда… если удастся. Иными словами, Ханне с ребенком не придется влачить нищенское существование.

Тут она увидела мужчину в черном, который был на автобусной станции. Он стоял, прислонившись к телефонной будке, курил сигарету и смотрел на нее в окне.

Донован Криди – а это был он – улыбнулся и крикнул:

– Почему бы вам не пригласить меня зайти, мы бы могли поговорить, Ханна? Я хотел бы с вами поговорить о миссис Хемингуэй. И о писателе, с которым вы общались, о Ласситере.

Он подождал, облизал губы. Миссис Полсон оказалась везучей. У такси, в котором ехал Криди, спустило колесо. Он потерял драгоценные десять минут, пока ловил другое такси, чтобы продолжить преследовать Ханну.

Глядя на него во все глаза, Ханна отрицательно покачала головой.