потерь для себя. В таких ситуациях меньшинства не могут надеяться получить много пользы от мажоритарной демократии . Если доминирующее культурное большинство достаточно велико, ему не придется принимать во внимание предпочтения меньшинства (например, O'Leary 2019, 558).

В худшем случае шансы правительства на переизбрание при правиле "победитель получает все" даже возрастают, если оно предлагает особые льготы своей культурной группе, дискриминируя при этом меньшинство. Если мажоритарная демократия не предлагает регулярной смены власти, она страдает от трех недостатков:

 

1.

Несмотря на выборы, политическое большинство становится "вечным", что противоречит основной идее мажоритарной демократии .

 

2.

У такого "вечного" правительства нет стимулов учитывать потребности и предпочтения меньшинств. Оно может позволить себе не учиться, что является патологическим использованием власти.

 

3.

Правление большинства может еще больше оттолкнуть те культурные сегменты, которые постоянно оказываются в положении меньшинства.

 

Поэтому критика Токвиля , Мэдисона или Дж. С. Милля в адрес демократии как "тирании большинства" вполне обоснована. Это привело к появлению таких корректирующих институтов, как верховенство закона, основные права для индивидов, федерализм или особые права на автономию для регионов и групп меньшинств. Еще одним корректирующим элементом является разделение политической власти. Лийфарт уже в первых версиях своей теории предположил, что консенсусная демократия лучше, чем мажоритарные институты , подходит для мультикультурных сегментированных обществ. Теоретическая причина очевидна: консенсусная демократия дает общественным меньшинствам шанс участвовать в политической власти и иметь голос в политике правительства, который не может быть подслушан. Благодаря взаимному согласию и компромиссу , общественные разногласия могут быть смягчены или даже преодолены.

Если посмотреть на классические демократии с разделением властей в Швейцарии, Бельгии или Нидерландах , предложение Лийпхарта имеет смысл. Пример Северной Ирландии , где элементы разделения властей были введены в рамках мирного процесса между протестантами-юнионистами и католиками-республиканцами, по крайней мере, многообещающий (например, McGlinchey 2019). Наконец, Индия показывает, что элементы неформального разделения власти могут быть полезны и в развивающихся странах и в условиях, кардинально отличающихся от малых европейских государств (см., однако, Adeney and Swenden 2019).

На африканском континенте мы видим противоречивый опыт (Remond 2015): в ЮАР разделение властей позволило перейти от апартеида к демократии, обеспечив участие белого меньшинства, а также различных черных этносов. Однако пакт о разделении властей в Руанде в 1993 году не смог ни преодолеть конфликты из-за ресурсов, ни положить конец исторической вражде между хуту и тутси, разжигаемой колониальными властями. Последовала жестокая гражданская война. Более того, мирные соглашения в разделенных обществах, таких как Босния, Камбоджа, Бурунди или Восточный Тимор, часто заключавшиеся по инициативе международного сообщества, оказались малоуспешными, несмотря на положения о разделении политической власти (Mukherjee 2004). На этом фоне не удивительно обнаружить противоречивые академические дебаты. Критики Lijphart утверждают, что разделение власти не способствует миротворчеству или даже подрывает демократизацию (например, Sisk 1996; Roeder and Rothchild 2005; Norris 2008; Lijphart 2008).

Большая часть этой академической критики исходит из неадекватных исходных данных, поскольку она не сравнивает мажоритарную и консенсусную демократию как устойчивые институциональные механизмы в равных условиях. Скорее, он оценивает краткосрочный успех соглашений о разделении власти как части миротворческого процесса. Очевидно, что трансформация мирных соглашений в стабильные демократические институты сопряжена с высокими рисками и может потерпеть неудачу по многим причинам. Из обширной литературы можно узнать, что укрепление демократии - это длительный процесс, в том числе и в более благоприятных условиях, чем те, которые существуют в разрушенных войной обществах. В развивающихся странах многое зависит от существования консолидированного государства, шансов на экономическое развитие и совместимости культурного наследия с социальной модернизацией (Senghaas 1997; Carothers 1999; Leftwich 1996; Moore 2001; Przeworski et al. 2000; Linder and Bächtiger 2005).

Мирные соглашения о разделении властей после вооруженных конфликтов в глубоко разделенных обществах могут быть хорошим началом, но это не то же самое, что установленный конституционный порядок, а лишь часть консенсусной демократии, которую еще предстоит создать. Когда речь заходит о сравнении мажоритарных институтов с институтами разделения властей, эмпирические данные свидетельствуют в пользу последних (Lijphart 2008; Norris 2008):

 

 

1.

Пропорциональное представительство имеет высокую символическую ценность, способствуя развитию взаимного уважения между различными культурными группами. Самоуважение и политическое признание групп меньшинств являются необходимым условием для любого рационального политического дискурса и согласия между элитами. Для достижения этой цели пропорциональное представительство может практиковаться во многих местах: в избирательной системе , в парламенте, в исполнительной власти, во всех ветвях администрации, а также в полиции и вооруженных силах. Конечно, пропорциональное представительство имеет некоторые подводные камни. В условиях одного единственного меньшинства или одного раскола существует риск, что пропорциональное представительство увековечит общественный конфликт вместо того, чтобы охладить его. При наличии более чем одного меньшинства и сквозных расслоений , однако, пропорциональное представительство может способствовать развитию неэтнических, нерегиональных политических партий, элит и культур. Эволюция от разделенного к плюралистическому обществу позволяет старым расколам отойти на второй план.

 

2.

Пропорциональное представительство способствует переговорам и урегулированию конфликтов, когда меньшинства имеют право голоса. Право вето меньшинств не отменяет формального правила принятия решений большинством. Однако там, где меньшинства постоянно участвуют в принятии решений, формальные решения предполагают переговоры и приспособление, избегая ситуаций и менталитета "победитель получает все". Например, начиная с 1848 года франкоязычные граждане всегда имели как минимум одного, а чаще всего двух представителей в семиместном швейцарском правительстве (Giudici and Stojanović 2016, 297). Эффективный голос меньшинств зависит от двух условий. Первое - взаимное признание различных частей политической элиты. Это открывает путь к сотрудничеству на рациональной основе. На такой основе становятся возможными решения, превращающие игры с нулевой суммой в игры с положительной суммой. Сотрудничество в этом случае более выгодно, чем отказ от сотрудничества, поскольку в результате все части оказываются в лучшем положении. Второе условие - чередование коалиций по конкретным вопросам. Если сегодняшний противник является завтрашним партнером по коалиции, то оба частично зависят друг от друга. Это благоприятствует формированию политической культуры , основанной на взаимном уважении и поддержке. Эмпирически установлено, что в условиях разделения власти политики больше прислушиваются друг к другу и придают большее значение аргументам оппонентов, чем в мажоритарных ситуациях (Bächtiger et al. 2005; Steenbergen 2009). Таким образом, пропорциональное представительство и разделение власти являются более перспективными аренами для делиберативной демократии.

 

3.

Политическое сотрудничество между политическими элитами может способствовать формированию общих моделей дружественных межкультурных отношений. Сотрудничество в парламентских и исполнительных органах не только