– Жак – это тот, что был у тебя, когда я приходил к Азиль? – уточнил Кантор. – Лохматый парень с зелеными глазами? А Тереза – девушка, что сидела рядом с ним?

– Да, – кивнул его высочество. – Ты что, всех запомнил?

– Разумеется. Элмар, а почему он меня тогда так испугался?

– А что, заметно было?

– Я почувствовал. Он что-то обо мне знает, чтобы бояться? Или потому, что я убийца?

– Нет, – засмеялся Элмар. – Просто ты мистралиец. Он вас всех боится.

– Почему?

– Не знаю, – сказал Элмар, и Кантор тут же почувствовал, что первый паладин откровенно врет. Уличить в неподобающем поведении его не удалось – подошел распорядитель церемоний и, рассыпаясь в извинениях, попросил Кантора пересесть на одно место дальше. А пока мистралиец пересаживался, подошел король и отозвал Элмара. Кантор не удержался и снова прислушался. Разговор был предельно кратким.

– Когда начнутся речи, считай выступающих, – сказал король. – Первыми будут дворяне, пятнадцать человек. Когда последний закончит, быстро и незаметно передвинь меч по правую руку. Все понятно?

– Да, – кивнул Элмар.

– Я распорядился, чтобы нам с тобой наливали вон из того графина. Так что, будь добр, не ори на весь зал, что тебе вместо вина подали компот, а сделай вид, что так и надо. И ничего другого не пей. Понятно?

Элмар кивнул.

– Когда начнется, – продолжил его величество, – проследи, чтобы в зале никто не пострадал, как ты и обещал. А также чтобы никто не мешал исполнителю. Стража вмешиваться не будет, я предупредил Красса, но вдруг гости что-то не так поймут. Ты надел амулет?

– Да. Шеллар, может, лучше ты сам его наденешь? Не доведите боги, с тобой что случится…

– У меня есть свой. Где Жак?

– Откуда я знаю?

– Иди на место.

Справа от Кантора тяжело скрипнул стул, и мистралиец обернулся на звук. Рядом с ним усаживался здоровенный, под стать Элмару, крепыш, распространявший вокруг себя отчетливый запах алкоголя. Неловкие движения показывали, что он уже изрядно пьян, причем, судя по состоянию его костюма и прически, не первый день. Крепыш повернулся, удивленно посмотрел на Кантора, как бы не понимая, откуда тот взялся, и печально представился:

– Барон Палмер, восемьдесят третий паладин.

– Дон Диего Тенорио, – ответил Кантор, дабы не показаться невежливым.

К счастью, продолжать разговор с пьяным восемьдесят третьим паладином не пришлось. Распорядитель церемоний объявил о начале и попросил гостей занять свои места. Все разговоры в зале прервались, гости засуетились, задвигали стульями и стали спешно рассаживаться. Рядом с Палмером разместилось небольшое семейство – пожилой мужчина с двумя девицами, напротив Кантора – две супружеские четы, богато одетые и очень заплаканные, чуть дальше – еще одно семейство… Ай-ай-ай, они что, сдурели – детей сюда притащить? Да еще таких мелких! Вот уж детки насмотрятся…

– Элмар, – донесся слева тихий испуганный шепот. – Я что, должен рядом с ним сидеть?

– Не паникуй, – недовольно отозвался принц-бастард. – Не съест он тебя.

Кантор подождал, пока новый сосед усядется, чтобы не показывать, что он слышал разговор, и только потом обернулся. Встретившись с ним взглядом, Жак испуганно опустил глаза и уставился в свою тарелку.

– Прошу тишины! – возгласил распорядитель церемоний.

Король встал, и зал стих. Поняв, что начинается традиционная тягомотина с речами и ритуалами, Кантор заскучал и от нечего делать принялся напрягать память, пытаясь вспомнить, где же он видел этого Жака. Однако, вопреки ожиданиям, королевская речь оказалась короткой. Закончив ее, его величество передал слово одному из гостей. Тот утер слезу, сказал что-то непродолжительное о своей несчастной дочери и добавил пару нелестных слов о Комиссии. И тут же Кантор снова почувствовал ненависть. Эх, если бы не закон! Эти несчастные отцы и любовники голыми руками разорвали бы шестерых паскудников, устроившихся за отдельным столом. Да, голыми руками… Почему он вдруг об этом подумал? К чему это?

После тоста в память несчастной девушки все занялись содержимым своих тарелок, и разговоры за столом возобновились. Кантор наклонился к Жаку и представился, чтобы завязать беседу. Тот испуганно поднял глаза. От него исходил страх. Жак действительно боялся, причем всерьез. Чего? Что, его мистралийские мальчишки в детстве лупили?

– Жак, – прямо спросил Кантор. – Почему ты меня боишься?

Парень нервно стиснул вилку, запнулся на пару секунд и неловко ответил:

– Ты… не обращай внимания. Это у меня… что-то подсознательное. Фобия. Я не знаю почему… Я вообще боюсь мистралийцев. Знаешь, как некоторые высоты боятся… или замкнутых помещений.

– Без причины? Так не бывает. У фобии всегда есть какие-то корни.

– Не знаю. Может, причина и есть, но я ее не помню. А к мистикам лечиться я не ходил.

Жак тоже врал. Он знал причину, но не хотел говорить. И не просто не хотел – панически боялся. Спросить его еще о чем-нибудь Кантор не успел. Король снова встал, вновь смолкли разговоры, и очередному гостю было предложено сказать несколько слов… Вспомнив, как король приказывал Элмару считать выступающих, Кантор с ужасом понял, что поименно будут поминать каждую жертву. И, соответственно, за каждую пить. Потом мистралиец посмотрел, как его величество опускается в кресло, и подумал, что, если Шеллар III вот так пятьдесят раз встанет и сядет, поминки рискуют превратиться в цирк. Уж слишком забавно он это делает.

– Жак, – спросил Кантор, когда очередная речь закончилась. – Где я мог тебя видеть?

– У Азиль, – отозвался парень, не поднимая глаз.

– Нет, раньше. Ты мне уже тогда показался знакомым. Ты не был в Мистралии?

– Никогда, – ответил Жак, вздрогнув при этом. Тут уж даже не надо было быть эмпатом, чтобы понять, что он врет. Итак, в Мистралии парень был…

– А в Галланте?

– Был, – сказал Жак и снова соврал.

– Откуда ты сам?

– Из Поморья.

Здоровы же вы врать, господин королевский шут…

– А давно в Ортане?

– Больше пяти лет.

Вот это была правда, и Кантор тут же прекратил расспросы. Тем более что король опять встал… и так далее.

«Если Жак здесь больше пяти лет, значит, встречались мы до того. И расспрашивать его дальше не стоит, чтобы не засветиться самому. Хотя меня, конечно, сложно узнать… но мы могли видеться в ситуации, что ни на кого другого не подумаешь… Как же все их ненавидят, этих шестерых… Принимаешь эту ненависть, и самому убить хочется. Со всех сторон скорбь и ненависть, горе и ярость. Даже у пьяного вдрызг восемьдесят третьего паладина… Надо будет спросить Элмара: они что, пронумерованы? А вот от Жака идет только страх. Надо же так бояться… Видать, у парня действительно фобия. Разве нормальный человек может так бояться? Интересно, что чувствуют король и его кузен Элмар? Сидят в амулетах, и не прослушаешь их… И если по лицу первого паладина легко понять, что он чего-то ждет и нервничает, то по непробиваемой физиономии его величества хрен догадаешься, что под ним шатается трон, что он без пяти минут безработный… а то и покойник, хотя он тоже наверняка чего-то напряженно ждет и нервничает не меньше, чем его кузен. Встает и садится, вызывает очередного гостя, лицо спокойно, голос не дрогнет… Молодец, мужик. Достоин уважения. Если бы еще не пытался всех подставлять и использовать, цены б ему не было. Где же все-таки я мог видеть этого Жака? Или стоит попытаться вспомнить, где я мог его слышать? Может, так будет легче? И ведь зацепиться не за что… Ладно, еще сузим круг поисков…»