у нее в гримерке. Она ему как дочка была. Баловал он ее сильно. Никто ее даже пальцем тронуть не смел. Когда Лиссу убили, он всю Москву на уши поставил, чтобы узнать, кто это сделал.

– То-то я смотрю, за мной постоянно хвост волочится – парочка дикарей на «девятке», – прищурился Гуров. – Решили через меня на убийцу Татьяны выйти? Это хорошо, что я никому еще не сказал пока про ваши игры в шпионов.

– Заметили?! – Титаренко стукнул себя по колену. – Ну, я этим уродам выдам по первое число! Учишь их, учишь…

– Не стоит так расстраиваться. – Гуров хитро улыбнулся. – Они старались, как могли. Просто машина у них слишком уж приметная для Москвы. Старенькая «девятка» среди иномарок – такую заметить несложно. Вы бы их лучше на «Тойоту» какую-нибудь посадили – и то меньше внимания бы привлекала.

Титаренко снял свою белую шляпу и расстегнул такого же цвета куртку на меху.

– Да, здесь мы прокололись, – согласился он и, обаятельно улыбнувшись, поблагодарил Гурова: – Спасибо за науку, Лев Иванович, впредь будем умнее.

– Не за что, – добродушно откликнулся Гуров и предупредил: – Только не надейся, Титомир, что если твои парни пересядут на другую машину, то я их не замечу. Я ведь тебе не все карты выложил и не всеми секретами поделился.

Титаренко, видать, задумался над словами Гурова, потому что всю оставшуюся дорогу помалкивал. Когда они уже выходили из машины, прибыв в район парка «Сокольники», Гуров поинтересовался у Титомира:

– Слушай, а почему вы мне разрешили поговорить с Богданой, а не сами выяснили у нее, кого она видела с Татьяной? Раз уж вы тоже ищите ее убийцу… А вдруг это он и был?

– Так мы разговаривали, – ответил Титаренко, – она нам даже описание этого типа дала. Но у нас, Лев Иванович, нет такого таланта, как у вас, – искать неизвестных личностей. Да и возможностей таких тоже нет.

– А, так вы решили за славой на чужих плечах прокатиться! – понимающе покивал Гуров. – Ну-ну.

Лев Иванович чувствовал, что Титаренко ему что-то недоговаривает, юлит. Но что именно, понять пока не мог. Он шел рядом с Титомиром и по привычке, на автомате, отслеживал обстановку вокруг себя. Он заметил, что немного в стороне от них идут в ту же сторону, что и они, еще двое. Обычные, казалось бы, парни, ничем не приметные внешне молодые москвичи, но Лев Иванович сразу понял, что это не просто мимо проходящие студенты, а что-то вроде скрытой охраны Титомира.

– Входите. – Титаренко открыл перед Гуровым дверь ресторана. Полковник успел прочитать название – «Меркато». «Что-то итальянское», – подумал он, вдыхая ароматы тальятелле и фокаччи, и вспомнил, что он сегодня еще не обедал.

Титаренко, после того как они сняли верхнюю одежду и отдали ее гардеробщику, провел его к столику, застеленному скатертью в красно-белую мелкую клетку, и предложил, указав на диванчик:

– Садитесь, Лев Иванович. Заказывайте себе что-нибудь из меню и не переживайте за ценник. Александр Игоревич просил меня оплатить ваш заказ. Богдана сейчас подъедет.

– Весьма признателен, но платить за себя я как-то привык сам, – ответил Гуров и потянулся за меню. Тут же возле него словно из-под земли вырос официант и застыл в ожидании заказа. Титаренко куда-то ушел, но вернулся уже через три-четыре минуты вместе с миниатюрной брюнеткой а-ля Мирей Матье. Девушка и впрямь была милая, с огромными красивыми глазами и пухлыми губками. На ней было коротенькое, выше колен, платье серебристого цвета и очень элегантного покроя. «Моя Мария оценила бы этот наряд на пять с плюсом, как, впрочем, и саму девушку», – мелькнула у Гурова неожиданная мысль, и он улыбнулся этой своей мысли, а заодно и милой брюнетке.

– Богдана, – представилась она и протянула Льву Ивановичу изящную ручку с тонкими пальчиками и коротенькими аккуратными ноготками.

Рядом с этой миниатюрной девушкой Гуров вдруг почувствовал себя галантным кавалером, и ему очень захотелось поцеловать эту красивую ручку. Он встал с дивана и очень осторожно, чтобы ненароком не причинить боль, пожал руку Богданы. Он любовался лицом девушки, как художник любуется моделью для своего будущего шедевра, и не замечал, как хитро улыбнулся Титаренко, внимательно наблюдавший все это время и за ним, и за Богданой.

– Богдана, вы просто очаровательны, – не сдержался Лев Иванович от банального, как ему показалось, комплимента, но этот комплимент выговорился просто-таки сам собой, и Гуров ничего не смог с собой поделать. Эта девушка нравилась ему, несмотря на то что оперативнику было прекрасно известно, кем она является. – Садитесь, где вам будет удобно, – сделал он приглашающий жест.

Богдана села, скромно опустив ресницы. Было видно, что она не позирует и не красуется, играя определенную роль, а ведет себя вполне естественно. И Гуров подумал, что, наверное, произошла какая-то ошибка, и эта девушка не может быть тем, кем ее представляют, – эскортницей с оказанием специфических секс-услуг богатым бизнесменам и политикам.

– Вы будете что-то заказывать? – официант вежливо напомнил о себе.

– Мне, пожалуйста, белого вина и тарталетки с крабами, – заказала Богдана, и голос ее звучал, как красивая древняя мелодия.

Есть Гурову расхотелось. Настроение у него испортилось. А все потому, что ему вдруг стало ужасно жалко эту девушку. Он с трудом оторвал взгляд от красивого лица Богданы и посмотрел на официанта, за спиной которого маячил ухмыляющийся Титаренко.

– Мне, пожалуйста, минеральной воды и фокаччу с сыром, – заказал он, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, поселившихся у него в голове, и от неприятного томления в сердце.

– У нас отличное красное кьянти. – Официант попробовал было соблазнить Гурова заказать алкогольный напиток, но Лев Иванович посмотрел на него так, что тот предпочел убраться с глаз и очень скоро принес именно то, что Гуров и заказывал.

Лев Иванович, пока официант ходил за заказом, достал из принесенной с собой папки блокнот, ручку и, покосившись на сидевшего за соседним столиком с безучастным лицом Титомира, спросил Богдану:

– Богдана – ваше настоящее имя?

– Да, по паспорту я Богдана Алексеевна Михаленко.

– Из Украины? – поинтересовался Гуров.

– Нет, с Поволжья, из Ижевска. Мои родители с Западной Украины, а я родилась уже в России. – Было видно, что девушка напряжена. Она постоянно посматривала на Титаренко.

– А сколько вам лет, Богдана? – спросил Гуров, быстро написал на листочке блокнота вопрос: «Прослушивают?» и показал его девушке так, чтобы Титомир не заметил этого.

Богдана, прочитав, чуть заметно кивнула и ответила на заданный полковником вопрос:

– Двадцать семь. Сегодня исполнилось.

– Серьезно? Поздравляю, – искренне порадовался Гуров. – Вы Татьяну хорошо знали?

Богдана промолчала. Пришел официант с заказом и стал расставлять тарелочки и наливать в бокал Богданы вино.

– Спасибо, я сам себе воды налью, – пресек Лев Иванович попытку официанта обслужить и его. Тот кивнул и с видом оскорбленного достоинства удалился.

Богдана проводила взглядом официанта, посмотрела на Гурова и улыбнулась ему.

– Ее никто, наверное, не знал хорошо, – ответила она. – Таня была, с одной стороны, совсем даже не молчунья и не замкнутая личность, но о себе, о своем прошлом, даже о детстве, никогда не вспоминала. А любые вопросы в этом направлении всегда обходила молчанием или отделывалась шуткой. Хотя я с ней в одной квартире почти два года прожила, но смело могу сказать, что я практически ее не знала.

– Какой у нее был характер? С ней было легко или она любила… ммм… поскандалить?

– Нет, что вы! Мы с ней ни разу не поругались! Она очень уживчивая была. Вы не слушайте, что мужчины про нее говорят, что она, мол, стерва…

– Это не так? – склонил Гуров голову набок.

– Ну, во всяком случае, с девушками она… Хотя у нее и не было близких подруг, с девушками она никогда не ругалась и не спорила. Наоборот, всегда избегала всяких сплетен бабских… как говорят. Была отзывчива на просьбы, а конфликтов избегала.

– Получается, что она не любила и даже ненавидела мужчин, раз была с ними резкой?

– Не знаю, как это сказать. – Богдана снова покосилась на Титомира. – В общем, складывалось впечатление, что в прошлом у нее было что-то такое, что заставило ее негативно относиться к мужскому полу. Но что именно… – Девушка пожала плечиками.

– Хорошо, Богдана. – Гуров поймал себя на мысли, что ему очень нравится произносить это имя.