Удивительное заявление Низам ал-мулка, которого невозможно обвинить в агностическом уклоне, проясняет религиозную политику Сельджукидов: «Царство держится при неверии и не держится при притеснении и насилии» (II). Однако, если для борьбы с дедовскими верованиями тюрков не принималось никаких серьёзных мер, если к представителям других религий, за некоторыми исключениями, проявлялась терпимость, то с шиитами вообще и с самым экстремистским их крылом, исмаилитами, в особенности, сельджукское правительство вело яростную борьбу.

Исмаилизм представляет собой одну из ветвей шиизма. Он увидел свет в VIII в., после того как в 765 г. умер пятый из преемников Али, то есть шестой имам, «предводитель», Джафар ас-Садик, личность выдающаяся, законодатель, алхимик, поддерживавший тесные связи с представителями разных религий империи и разных направлений мысли своего времени, наделённый очень широким взглядом на вещи. Такая же открытость обнаруживается у большинства членов его секты, и что примечательно — даже по сей день у последних её представителей, «неоисмаилитов», которых возглавляет Ага-хан. Шиизм предписывал, чтобы передача полномочий его предводителей, имамов, происходила по наследству по праву первородства либо по назначению отца, выбирающего одного из сыновей. Джафар выбрал наследником своего сына Исмаила, но тот умер раньше отца. В то время как большинство верующих признало право стать имамом за младшим сыном, рождённым от рабыни, меньшинство отказалось верить в смерть Исмаила, седьмого имама, и заявило, что он по-прежнему жив, скрылся, находится в тайном месте, откуда продолжает руководить общиной, и однажды вернётся как махди, «спаситель», накануне Судного дня. Те, кто придерживался этой точки зрения, получили название «исмаилиты», потому что тяготели к Исмаилу, или «семиричники», потому что признавали семь имамов. Те, кто поддержал младшего сына и его потомков, были названы имамитами, или двунадесятниками, потому что признавали двенадцать имамов.

Хотя исмаилиты были активны, они долго вели скрытую жизнь, о которой мы всё ещё почти ничего не знаем, пока в 909 г. один из них не объявил себя потомком Али и Фатимы, дочери Пророка, имамом, который покинул тайное убежище. Ему удалось захватить власть в Ифрикии (Тунисе), завоевать Египет и основать халифат Фатимидов. Всё шло хорошо до 1094 г., пока смерть одного из его потомков, халифа ал-Мустансира, не спровоцировала глубокий кризис. Сторонники старшего сына покойного, Низара, не допущенного к наследованию, откололись от исмаилитов и вновь стали скрываться. Через некоторое время иранец Хасан ас-Саббах, родившийся в Куме в середине XI в. и обратившийся в «низаризм» во время поездки в Египет, сумел собрать значительную группу сектантов, сначала в Иране, потом в Сирии, и вдохнул в исмаилизм новую жизнь. Его сторонников незамедлительно атаковала сельджукская власть, и им пришлось искать убежища в горах. В 1090 г. они захватили цитадель Аламут к северо-западу от современного Тегерана, а потом несколько других. В 1092 г. сельджуки штурмовали эти неприступные укрепления, так и не взяв их, но пребывание тех, кто там укрылся, они сделали нелёгким. Преследуемые, затравленные, исмаилиты не нашли иного способа защитить себя, спасти себе жизнь, кроме как создать корпус фидаи («тех, кто жертвует собой») и посылать их, одурманенных гашишем (отсюда хашишин, «ассасин», как результат сомнительной игры слов), покушаться на жизнь врагов. Они убили многих из самых великих (халифов), из самых могущественных, начиная, может быть, с визиря Низам ал-мулка в 1092 г. Они приобрели огромную известность даже в Европе, со средних веков вплоть до наших дней, и их образы вдохновляли авторов многих сказок и романов.

Я далёк от мысли оправдывать их преступления! Но надо понимать причину, по какой они их совершали — это было отчаяние, — и, прежде всего,, не надо судить об исмаилизме только по ним. Идеология секты была из самых возвышенных и, как хорошо сказал Анри Корбен, «представляла собой по преимуществу гнозис в исламе». Она проповедовала, как, впрочем, и весь шиизм, искупительную ценность страдания (это христианское, а не мусульманское положение), вечное присутствие божественного света, который передаётся из поколения в поколение, чтобы направлять людей и давать им откровение (а это очень иранская идея), пришествие чистого духовного ислама. Она дошла даже до отмены шариата, правда, ненадолго (1164-1210), и в ходе торжественного празднования, состоявшегося в 1164 г. в Аламуте, назвала это событие «Великим Воскресением».

Тем не менее исмаилиты действовали длительное время. Хасану ас-Саббаху, умершему в 1124 г., наследовал Бузург Умид (1124-1138), а потом другие, менее известные лидеры вплоть до Рукна ад-Дина, который понял, что не сможет дать отпор монголам, и в 1256 г. отдал своим последователям приказ капитулировать. Некоторые послушались; другие, обитатели Аламута и Ламасара, предпочли биться насмерть, и их цитадели были снесены. Исмаилиты, как я уже говорил, распространили влияние на Сирию, где появились в качестве последних поборников своей веры после того, как Саладин в 1171 г. сверг власть Фатимидов. Саладин, даром что был ярым, нетерпимым суннитом и, кстати, дважды избежал покушений на убийство, в конечном счёте вступил в соглашение с местным их главой, неким Синаном, возможно, тем человеком, благодаря которому стал популярным титул «Старец Горы», хотя иногда этот титул приписывают самому Хасану ас-Саббаху. Безусловно, по крайней мере в Иране с 1090 по 1256 г. исмаилиты образовали государство в государстве и поддерживали постоянное ощущение небезопасности.

МИСТИКА

Сельджуков часто обвиняют в преследовании суфиев, и некоторые из последних были действительно казнены по обвинению в отступничестве — как Абу-л Фустах из Гиляна, приговорённый к смерти в 1194 г. за пантеистские аллегории, и прежде всего как великий и лучезарный Сухраварди, который, конечно, заслуживает большего, чем простого упоминания, и о котором мы ещё поговорим. Но пусть гибель этих мучеников была вполне реальным и возмутительным фактом — не стоит забывать, что в сельджукскую эпоху, как и в предыдущую, жили люди, наделённые подлинной духовностью, как Санаи (ок. 1080-ок. 1131), чей «Сад истин» был написан под влиянием Халладжа, как Рузбихан Бакли из Шираза (ум. 1203), который разработал тонкую и изящную теорию любви и видел в том, что возникает между мужчиной и женщиной, пропедевтику божественной любви, не говоря уже об ал-Газали, который был мистиком и философом, о Низами, великом поэте, ставшем певцом благочестия и бедности, и об Аттаре.

Аттар, родившийся приблизительно в 1142 г. близ Нишапура и, несомненно, погибший в результате монгольских нашествий в 1230 г., хотя тогда был уже очень стар, — один из иранских мистиков, наиболее известных в Европе, где переведены почти все его произведения. Аптекарь, живший в окружении лекарств, он описал долгий путь, ведущий от множественности к единству, этапы, которые следует пройти, воспел в нескольких сотнях тысяч стихотворных строк (все ли принадлежат ему?) простым языком свою любовь к Богу, и отдельные приступы вдохновения позволили ему создать чистейшие жемчужины. Его шедевры — «Язык птиц» (Мантык ат-тайр) и «Книга испытания» (Мусибат-наме), которым уступают «Жизнеописания святых» (Тазкират ал-авлия), набор биографических заметок о семидесяти двух «Друзьях Бога», где агиографическое начало несколько подавляет духовное.