Из фрагментов складывается цельная картина. Это крошечное человечество озабочено средой своего обитания. Приспосабливается к ней и старается её не перенапрягать. Сохранить влагу, увеличить количество деревьев, ужиться с животными. Может быть, какие-то из предпринятых шагов наивны или неуклюжи. Поправятся, сообразят.

* * *

Славка прибыл на ранчо сухим путём верхом на лошадке. За ужином рассказал о том, как идут дела в княжестве. В частности, упомянул, что детишек своих в школу никто отправлять не собирается, воспитательниц прогнали из Стольца-Вагенбурга, сказав, что с детьми управятся и сами. Зато девушек пригласили охотничьи роды, чуть не подравшись при этом между собой. Пока не вполне понятно, будет ли от этого толк, поскольку звали их именно туда, где есть неженатые мужчины.

А еще, пока Иван ни к какому делу не пристроился, нужен местному командиру попутчик в поездку на поиски оливковых деревьев. Приглашает, в общем, с собой.

Переглянулся с Кларой. Ну да, тут не их тихий лес. Скучать некогда. Оглянуться не успел — вся семья в разгоне. Старший ребёнок на полуострове Южный, младший с матерью будет в центральном посёлке, средний настрого не велел никуда не забирать его с ранчо, пока он не подружится с верблюдиком — у них как раз идут занятия по этой теме. А он поедет в края неведомые искать вот эти самые деревья, изображения которых рассматривает сейчас в специально составленных для путешествия альбомах. Тут кстати, и апельсины, и мандарины, и лимоны. Да пухлый сборничек. Надо проштудировать, а то не в любой момент в него заглянешь.

Шкипера зовут Сева. Годков ему восемнадцать. По здешним меркам он опытный моряк. Его двенадцатиметровая дубовая долблёнка с надставленными бортами снабжена палубой и бензиновым двигателем от «Оки». Что-то там переделано, перенастроено, и, хоть и с пониженной мощностью, он способен работать на смеси текилы, рыбьего жира и каких-то эфиров-ацетонов. Кстати, смесь полагается готовить непосредственно перед употреблением, сливая ингредиенты в нужных пропорциях и тщательно взбалтывая. Но это только для прибрежных маневров и ненастной погоды. Основной привод — от паруса. Еще изредка можно немножко воспользоваться вёслами, но это, скорее, теоретически. Два гребца для такой посудины это маловато. Кроме шкипера в путь отправляются только Иван да Слава.

Двухмачтовая лодка, вооруженная гафельной шхуной, спокойно идёт вниз по течению под одним только гротом. Тесновато, много поворотов и мелких мест. На широком плёсе, который они проходят, оживлённо. Лёгкая лодочка тащит к берегу конец каната. На песчаной косе выволакивают на сушу огромный топляк.

— У Куренёвки заночуем, — это один из попутчиков.

Второй кивает. — Свежей кураги нужно попросить. А то урожай этого года еще не развозили, так что у нас прошлогодняя.

— Точно, и гвоздей сотчиков десятка полтора.

* * *

Настоящий морской простор начался после захода в Маяковку. Это юго-западная оконечность полуострова Южного. В глубоком лимане выгрузили продукты, воду, дрова — места здесь суровые. Пустыня. Почти. Кроме семерых будущих первоклассников, в том числе и сына Феди, здесь сейчас только воспитатель и двое постоянных обитателей. Воспитателя зовут Семён Аркадьевич. Он очень строгий и не позволяет детям ходить без обуви — толстых носков, похожих на валенки.

— Песок горячий, жжётся, — поясняет педагог. — Хватит мне переживаний за то, что они в море делают. Кстати, Фёдора выучили плавать. Пока не очень, но на воде держится. Короче — всплывёт он всегда. И змей больше не боится.

А сынок выглядит озабоченным.

— Пап, эти малявки действительно всё мне рассказывают. И стреляют они лучше. Но бегаю я быстрее, и больше могу нести.

— Ты старше их на целый год, сынок. Или даже больше, — на глаза попался Максютка, который упорно тянется за другими детьми, правдами и неправдами стараясь оказаться в первом классе вместе с сестрицей Анной, которая старше него на восемь месяцев, и родившимся еще на полтора месяца раньше Антоном. Взрослые, как он понял, изредка «не замечают» его «ошибок» с местонахождением и компанией. Хотя, в остальном, не щадят. Собственно, остальных они не щадят точно также. Помнит он, как Сонечка — дочка его средняя — приползла домой из садика покачиваясь на полусогнутых. Положила голову на подушку, улыбнулась, вякнула: «Па!» и выключилась.

Кстати, утром «включилась», и понеслась умываться и заряжаться, как будто там мёдом намазано. Воспитательница посвистела в свой свисток. Младшенький, конечно, не среагировал, но продлится это недолго, чует Иваново сердце. Играют эти ребята на детском любопытстве так, что завидки берут. Тот же Федька. Сын охотника, выросший в лесу. Сильный и выносливый для своих лет мальчик. И держит себя, как прилежный ученик, не то, что дома. Понятно, что Нютка с Антоном бывали здесь раньше, но он ведь и с остальными детьми ведёт себя… учтиво. Хотя, здесь это вообще принято… кажется. Он же, Иван, хоть и старше шкипера чуть не вдвое… хм. Почему это ему вдруг такое подумалось?

* * *

Вечером, когда детвора натурально вырубилась, а взрослые уснули, Иван как-то помаленьку разговорился с Семёном Аркадьевичем.

— Понимаешь, Ваня, поначалу сорок душ оказались в моём посёлке. Всё было по науке. Дисциплина, порядок. А потом начало разлаживаться. Назовём это центробежными настроениями. А рядом Славкина община жила. Люди к ним тянулись, но, заметь, не от меня. Из нашего посёлка народ туда пошел, что называется не по зову сердца, а уже когда стало видно, что живут они всё лучше, а наши дела в гору не движутся.

Я тоже к ним перебрался в числе первых. Вроде как за сильную руку взялся. Не ошибся, кстати. Но разгадать, чем этот молокосос так увлёк людей не мог долго. Уже потом, когда он начал меня с женой и кузнеца вместе с его старухой обучать добыванию огня трением и ловле рыбы травяной сеткой, стало до меня кое-что доходить. А, научившись набирать кореньев и клубней на добрый суп, причем рядом с домом, сообразил, что он всем даёт полное право сделать собственный выбор.

Иными словами, кто не хочет во всём этом участвовать, волен уйти. Это не грозит ему ничем. Обогреется, прокормится. Славка никого не принуждает действовать по своим правилам. И ему пофиг, почему человек играет в его игры. Глас рассудка или зов сердца. Малодушие или лень. Он не зовёт и не прогоняет. С ним — значит сподвижник. Нет — тоже хороший человек. Соли подбросит, крупой поделится, на совместную охоту позовёт.

Пока Семён Аркадьевич запивал свой монолог глотком травяного отвара, Иван прикинул, что прав мужик. Над ним-то, Иваном, не капало. А поди ж ты, как с цепи сорвался.

Рассказал историю встречи с Нюткой, Максюткой, Викторией.

— Знаешь, Иван, эти пострелята не раз успели повздорить с павианами. Те смотрят, что малыши, ну и аппетит в них берёт верх над осторожностью. А про копья и топорики догадываются позднее, как говорится, по результатам встречи. Когда малыши начинают с самых смелых шкурки обдирать, — Аркадьевич криво ухмыляется. — От обезьяньих клыков, пожалуй, только у Фёдора отметок нет. А хвостатики эти теперь к детям ближе, чем на бросок камнем не подходят. Вернее, на выстрел из рогатки. Нет, не жалеет Славка детвору, даром, что у него в этой группе двое родных.