И Константин гордился братом, восторг умиления вызывал на его глаза слёзы.

Александр был твёрд и напорист, он приводил свои политические и экономические доводы хладнокровно, со знанием дела и отношений всех государств в Европе, и Наполеону ничего не оставалось, как заявить своему отозванному из России послу Коленкуру, который принялся было хвалить российского императора:

— Ваш император упрям, как мул. Он глух ко всему, чего не хочет слышать.

И как же радовался Константин за брата, когда услышал переданные ему эти слова: русский император становился всё сильнее и сильнее, требования его были справедливы. Но именно эта непримиримая позиция русского императора вызвала новую войну — со Швецией.

На этот раз Константин не поехал в армию, он был сыт по горло боевыми действиями, только издалека, из Петербурга, следил он за действиями армии, которую так тщательно готовил к битвам.

Лишь изредка наведывался он в полки, двигающиеся от западных границ к северным и проходящие мимо столицы. Инспектор армии не забивал о своих обязанностях.

Кто-то назойливо стучал по стеклу. Константин резко открыл глаза и, весь ещё во власти ночных сновидений, прислушался к настойчивому стуку. Низенькая горница в обычной, слегка почище, чухонской избе была ещё темноватой; железная койка великого князя поставлена была в самом углу, тут же были расстелены домашние тканые половики да стояло перед простенком между двумя окнами старое бюро, изъеденное жучками. Бархатные тяжёлые занавеси скрывали маленькие окна, всё-таки застеклённые, не в пример обычным крестьянским жилищам, довольствующимся слюдяными пластинами или воловьим пузырём. Но из щелей между шторами и рамами окна пробивался в комнату неясный рассвет, высвечивал белые, отмытые песком и кирпичной крошкой доски некрашеного пола, ложился на белёный потолок серыми, ещё неяркими полосами.

Константин вначале не понял, где он, что с ним и кто так назойливо долбит в окошко. Он приехал в этот Ревельский пехотный полк, чтобы провести инспекцию перед походом в Швецию, проверить состояние солдат и снабжение полка, его амуницию и готовность к боям.

Ревельский пехотный полк понравился Константину. Смотр выявил строгую дисциплину, что так любил великий князь, боевую выучку — полк уже прошёл с боями от австро-прусской границы почти до самых северных границ со Швецией. Солдаты были сыты и хорошо обмундированы — их лица сразу выдавали заботу командира полка, полковника Тучкова, о самочувствии последнего из солдат.

Константин погонял весь полк, проверяя его способность к перестроению, к боевой позиции, осмотрел оружие и остался доволен.

На вечернем сборище всех офицеров за ужином он похвалил полк и командиров и пожелал им побед. Сегодня утром, едва ли не на рассвете, он хотел уехать и приказал с вечера готовить коляску.

И вот теперь, до назначенного часа, кто-то тревожно и настойчиво будил его странным стуком в стекло.

Константин вскочил, готовый ко всему на свете. Со времени ужасной ночи 11 марта 1801 года, когда он увидел слегка подгримированный и готовый к осмотру труп отца, императора Павла, его не оставляла мысль, что и его, как отца, могут убить так же зверски, удавить на собственном шарфе, и впечатления той ночи всегда хранились на донышке его памяти.

Может быть, и теперь подстерегает его ужасная смерть — смерть наследника престола, может быть, и он кому-то встал на пути, как встал на пути развращённых дворян его отец?

Он осторожно подошёл к окну, кинул быстрый взгляд на низенькую дверь. Засов надёжно закрывал горницу, дверь была закрыта плотно, из-за неё не доносилось ни звука.

Константин слегка отогнул угол тяжёлой бархатной портьеры. Взгляду его открылось пустое пространство большой чухонской мызы, немного подготовленной к приезду наследника престола. Часовые мерно расхаживали по дорожкам, стояли по углам дома, и Константин несколько успокоился. Отогнув побольше штору, он увидел вдруг довольно большую чёрную птицу с серыми полосами на крыльях. Зацепившись острыми когтями за край резного наружного наличника, птица долбила толстым чёрным клювом по стеклу.

Великий князь никогда не был суеверен, мистические настроения не посещали его, как Александра, но сейчас он содрогнулся. Что бы это значило, почему такая большая чёрная птица стучит в его окно? Должно быть, принесла нехорошую весть? Он судорожно перекрестился.

Птица не улетала и продолжала долбить в стекло, издавая странный звук — словно бы острым концом палаша царапали окно.

Константин опамятовался: птица как птица, только что большая да чёрная. Определил, что это галка — серые полосы вдоль спины и сравнительно с воронами не очень черна. От сердца отлегло, и он хотел прогнать непрошеную посетительницу. Слегка приоткрыл низенькую створку, хотел было ударить по странной птице ладонью, но она нисколько не испугалась, мимо его ладони проскользнула в щель окна и спрыгнула с подоконника на белый, тщательно вымытый пол, уже отблескивающий в первых розовых лучах зари.

Великий князь опустил штору и неподвижно стоял у окна, боясь спугнуть птицу и в то же время страшась её появления. А она как будто не замечала его: прохаживалась по половицам, постукивала клювом по полу, словно бы всегда была здесь и всё было ей тут привычно.

Константин осторожно переместился к своей железной койке с кожаным неизменным матрасом, набитым соломой. Птица, склоняя голову то на одну, то на другую сторону, внимательно наблюдала за его передвижениями, вращая круглыми бусинами глаз.

Он начал одеваться, а птица внезапно широко раскрыла клюв, узкий красный язычок затрепетал в глубине его, и комнату прорезал звук, похожий на скрипучий старушечий голос:

— Кашки Варюшке!

Константин так и сел на свой кожаный матрац: ещё не хватало, чтобы птица говорила по-человечески.

А галка спокойно закрыла клюв, осторожно стукнула им по полу и настойчиво повторила:

— Кашки Варюшке!

— Так ты учёная, — догадался наконец Константин, — ты даже говорить умеешь.

Птица теперь беспрестанно трещала:

— Кашки Варюшке!

Константин подошёл к двери, отодвинул толстый деревянный брус засова. У двери неподвижно стояли два гвардейца.

— Аникеев, — сказал Константин, — ну-ка слетай в полковую кухню, принеси каши...

— Сей момент, — и Аникеев стремительно вылетел за двери.

— И чья же ты будешь? — вернулся Константин к странной птице.

Но она упорно твердила:

— Кашки Варюшке!

Она спокойно расхаживала по белым половицам, не собиралась улетать и даже не выказывала никаких признаков волнения.

Константин едва дождался Аникеева. Тот просунул в дверь полный котелок вчерашней, зачерствелой каши. Константин взял его и поставил прямо на пол.