Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Черт побери, в чем дело?
— Ни в чем. — Лизетт направилась дальше, но Люк схватил ее за руку.
— Не лги мне, Лизетт! Я очень хорошо тебя знаю. Что произошло?
— Грег не любит меня, — тихо ответила Лизетт. — Уже давно не любит.
— То есть как это не любит? Конечно же, любит! Да он без ума от тебя!
Поникшая Лизетт покачала головой:
— Все не так, как кажется, Люк. Дома мы спим в разных спальнях. Любовью занимаемся редко, а когда это случается… — Она пожала плечами. — Если ты желал, чтобы я была несчастлива с Грегом, то твои пожелания сбылись.
Да, именно этого он и желал, молился об этом. Но теперь, когда это произошло и охваченная горем Лизетт стояла перед ним, Люк понял, что совсем не рад случившемуся.
— Мне очень жаль, Лизетт, — пробормотал он. — Действительно очень жаль.
— Спасибо. — Лизетт положила ладонь на плечо Люка, и печальная улыбка тронула уголки ее рта. — Не всегда все в жизни бывает так, как ожидаешь, не правда ли?
Бросив взгляд на деревенскую площадь, Люк увидел, что Анабел сидит со стаканом в руке под большим полосатым зонтиком.
— Да, ты права, — уныло промолвил он.
Лизетт было приятно, что Люк понял ее.
— Грег добрался до детей, — сказала она, посмотрев в сторону замка. — Странно, что Мелани так подружилась с Домиником, а не с Люси.
— У Мелани, как и у Доминика, есть авантюрная жилка. Люси более робкая, чем Доминик. Но ты, наверное, и сама это знаешь.
— Нет. Все утверждают, что они очень похожи, хотя это явно не так.
— А Грег?
Лицо Лизетт исказилось от боли.
— Едва ли он думает об этом. Грег просто любит детей такими, какие они есть. И они любят его.
У ворот замка их поджидал Грег. Он держал за руку Доминика, умолявшего позволить ему вскарабкаться на башню, и Мелани. Сердце Люка болезненно сжалось. На него Мелани никогда не смотрела с таким обожанием. Интересно, что в Греге так притягивает к нему людей? А вдруг Лизетт права и Грег больше не любит ее? Это казалось Люку невероятным, однако надежда так окрылила его, что он дружелюбно улыбнулся Грегу.
— Ну, так что же все-таки случилось с герцогом Робертом и его прачкой? — спросил Люк. — Они были счастливы или она сбежала к другому?
— После рождения сына Роберт выдал ее замуж за нормандского аристократа, и она родила тому еще двоих сыновей. — Лизетт избегала взгляда Люка.
— Как печально! — Мелани разочарованно вздохнула. — Если бы она всю жизнь прожила с герцогом, то эта история имела бы счастливый конец.
— А она и так закончилась хорошо, — сказал Люк, с улыбкой направляясь к главной башне, —…для аристократа.
* * *
Дни проходили однообразно. По утрам дети играли в окрестностях замка, потом устраивали пикник, после чего Грег садился за руль старенького «ситроена» и они осматривали аббатства, замки, торговые города. Анабел не интересовалась ни историей, ни архитектурой, но ей нравились эти поездки. Они посетили замок Гайард, крепость Ричарда Львиное Сердце, рыночную площадь в Руане, где когда-то сожгли на костре Жанну д'Арк. Они навещали мадам Пишон и мадам Шамо. Долго молча стояли на американском кладбище над пляжем «Омаха» и на английском кладбище в Байе.
— А здесь есть немецкое кладбище? — спросил Доминик. Услышав это, Лизетт судорожно вздохнула.
— Есть, Доминик, — ответил Грег, — но нам незачем посещать его.
Несколько дней они провели на яхте, арендованной Грегом в Трувиле, ели рубец по-кански, со смехом убеждая Анабел, что это грибное блюдо. Они купались в прохладном море у берегов Довиля, в Брионе играли в шары с местными жителями. Внешне все было великолепно, и никто, кроме Люка, не подозревал о размолвке Грега и Лизетт. Ночами Лизетт лежала без сна, чувствуя рядом мужа, такого близкого и такого далекого.
Грег, сдержав свое слово, ни разу не домогался физической близости с Лизетт. А она скучала по его сильным, нежным объятиям. Временами, когда у нее возникало особенно острое желание, Лизетт, как бы во сне, поворачивалась к Грегу и клала голову ему на грудь. Он не отодвигался, но и не делал попыток приласкать жену. Грег больше не желал ее. Теперь ей не надо было притворяться, изображая страсть, однако это не принесло Лизетт облегчения, а только усугубило ее страдания.
* * *
— Мама, я не хочу уезжать домой, — хныкала Мелани, когда Брендоны вынесли багаж на улицу и ждали такси. — Я хочу остаться здесь с Домиником.
— Успокойся, дорогая. Доминик тоже уедет домой.
— Тогда я хочу поехать с Домиником, — настаивала заплаканная Мелани. — Можно, мамочка? Я буду себя хорошо вести, обещаю.
— Нет, милая. Доминик живет в Америке, а это очень далеко.
— Ты хочешь сказать, что я больше никогда не увижу Доминика? Никогда? — перепугалась девочка.
— Конечно, увидишь. А теперь поцелуй тетю Элоизу, попрощайся со всеми и садись в такси.
Мелани, даже не взглянув на элегантную тетю Элоизу, бросилась к Доминику:
— Я не хочу уезжать, Доминик! Попроси, чтобы меня отпустили с тобой! Пожалуйста!
Доминик уныло пожал плечами:
— Мне очень жаль, Мел, но тебе надо возвращаться в Лондон. Не огорчайся, мы увидимся, даю слово.
Мелани с отчаянием посмотрела на мать. Раз Доминик сказал, что ей надо возвращаться в Лондон, значит, так тому и быть. Только бы не умереть от одиночества! Попрощавшись со всеми, девочка села на заднее сиденье такси. Мелани решила больше не плакать, а то Доминик подумает, что она маленькая.
Ее отец поцеловал на прощание тетю Лизетт, а у дяди Грега при этом как-то смешно перекосился подбородок. Мелани нравился дядя Грег. Ей нравилась Франция. А поскольку Доминик живет в Америке, то наверняка понравилась бы и Америка. Мелани совсем не хотелось возвращаться в Лондон. Отец уселся в такси и захлопнул дверцу. Им махали все, кроме Доминика. Он стоял в сторонке, засунув руки в карманы, и глаза его подозрительно блестели.
— До свидания, Доминик, — прошептала Мелани. Она махала ему до тех пор, пока он не скрылся из виду. Машина повернула налево в конце длинной липовой аллеи, спустилась по пологому склону холма и направилась в сторону Сент-Мари-де-Пон.
* * *
Лизетт понравилось пятидневное путешествие из Гавра в Нью-Йорк. Казалось, Франция оставалась с ней до того момента, пока она не ступила на американскую землю. Меню в ресторане было на французском, блюда — французские. Персонал парохода говорил по-французски, да и пассажиры в основном были французами. И только сойдя на берег в Нью-Йорке, Лизетт ощутила острое отчуждение, как и много лет назад. Здесь она уже была не мадам Диринг, а миссис Диринг, незнакомка в стране, которая так и не стала ей родной. Лизетт тяжело вздохнула. Раньше это не имело значения. Грег любил ее, а она страстно желала сделать его счастливым. Но теперь Грег уже не любил ее, хотя и не сказал этого, потому что был слишком добр. Но Лизетт и сама все понимала. В тот день, когда муж предложил ей спать в разных комнатах, привлекательность их брака померкла для него.