Тянуть Русь в Европу не было никакой необходимости. Русь, русские — были и есть исконно европейская нация.

Хотите пример от противного? Киевская Русь называлась каганатом — Киевский каганат, Русский каганат. Великий Киевский князь назывался каганом. У русских князей Средневековья половецкой крови было не меньше, чем славянской. Наверно, больше трети дворянских родов — оттуда, тюркско-ордынского корня. При таком тесном контакте, да еще как минимум 250-летней зависимости от Золотой Орды, должно быть ощутимое во всех сторонах жизни наследие, отпечаток. А что мы имели и имеем? Ну ничего степного не прижилось в российском быту, в бытотипе. Даже чай с молоком не прижился! Русские перемалывали все тюркско-ордынско-степное, а также балтийское, угро-финское, и все вместе они составляли русскую европейскую нацию и шли путем европейской цивилизации. Без всяких особых усилий — естественным образом! Безусловно, сказался выбор веры — христианской, православной. Но наверняка здесь было и нечто более глубинное, исконное, запрограммированное от природы. Как нынче говорят, национальный менталитет.

И никакого такого особого пути у Руси не было. А был обычный путь европейской страны, пусть и не очень простой.

Ибо что считать европейскостью? Насильственное бритье бород и питье кофия? Передовую технику и придворные манеры? Все это мы перенимали и перенимаем с петровских времен — и все равно почему-то отстаем. Потому что Европа — это прежде всего система общественного, политического устройства. Начиная, к примеру, с английской Великой хартии вольностей (1215 г.), никак не совместимой с нашим крепостным правом.

История Европы — это история борьбы монархов с феодалами и вольными городами. Полную победу в ней не одержал никто. Но в ее процессе укреплялась и центральная власть, и в то же время у власти отвоевывались и законодательно закреплялись имущественные и гражданские права сословий, народа, всего населения. Как в советско-марксистские времена говорили, закон единства и борьбы противоположностей. Диалектика, однако.

А церковь при этом была как третейский судья, как высшая, духовная сила. Так и пришли европейские страны к нынешним конституционным монархиям и парламентским республикам.

Той же дорогой шла и Россия. И у нас со временем боярская оппозиция и Боярская дума стали бы парламентским, общегражданским институтом. Если бы ей не переломили хребет. Начал первый русский царь Иван Грозный, а завершил первый российский император Петр Первый. Оба они, борясь с боярством, использовали вечный конфликт отцов и детей. Молодость всегда отрицает опыт старших, хочет по-своему… Равновесие здесь устанавливает сама жизнь. Но когда власть вооружает и натравливает младших на старших, получается не прогрессивная молодежь, а опричники и хунвэйбины. До сих пор никто не задумывается: а что это значило — публично остричь бороду достойному старому человеку, боярину? Тогда представьте, что вас, мужчину, показательно насилуют на сцене, опускают — вот что это значило, потому что борода в те времена считалась символом мужского боярского достоинства. Потому-то историк князь Трубецкой считал петровских соратников подонками и проходимцами: «Достойные русские люди не могли примкнуть к Петру…»

Петр довершил разгром боярства, начатый Иваном. Динамическое, диалектическое равновесие в обществе было разрушено. Началась эпоха азиатского абсолютизма. Потому что Иван и Петр в зародыше уничтожали и уничтожили семена общегражданских институтов власти. А Петр устранил и церковь как центр духовной власти, влияющий на власть светскую. Третейского судью, который стоит и над царями, и над людишками. Он упразднил патриаршество, ввел Священный Синод, полностью подчиненный самодержцу. То есть поставил церковь на службу власти. Что еще разрушительней для общественного сознания.

Результат известен.

Не случайно же для Сталина образцами государственных деятелей в русской истории были именно Иван Грозный и Петр Первый. Не случайно же сталинская и послесталинская пропаганда насаждала их исторический культ в нашем сознании. И это было легко. Все уже сделано в 1917 году. По сути вся страна — взбунтовавшиеся большие и малые дети. Которые с восторгом смотрели талантливейший фильм «Петр Первый», сформировавший сознание всех ныне живущих поколений советских и российских людей. Грудь вздымалась и глаза горели — вот как надо, отречемся от старого и замшелого мира, вперед по пути прогресса, в Европу! И президент Путин смотрел его, как и все мы, несколько раз, наверно. Не случайно же он говорит, что Петр для него — образец политического деятеля.

Вот так в нас вбивали и вбили, что европейский путь — это когда вся страна зажата в едином кулаке. При помощи Всеобщей Бюрократической Системы, основателем которой, кстати, был Петр Первый и которая живет до сего дня даже в деталях, в той же Табели о рангах, воссозданной ныне российским чиновничьим аппаратом. А как писал опять же Маркс, собственностью чиновников является само государство.

Унижая и отрицая все русское, превознося и насаждая все западное, Петр Первый породил в русских людях жесточайший комплекс неполноценности. Который разрывает сердца и души до сих пор. С одной стороны, вроде бы Европа, но, с другой стороны, Европа-то нас за своих не считала и не считает. Отсюда всевозможные комплексы и оглядки. Метания и страдания души. Чаадаев убеждал, как прекрасно и благотворно для народа, общества и государства европейское католичество по сравнению с нашим православием. Тургенев, долго живший и умерший во Франции, писал, что русский человек ведет себя за границей так, будто там каждый имеет право дать ему в морду. А Достоевский отчаянно вопрошал: кто мы есть и что мы есть перед лицом просвещенной Европы? Отсюда и взрывы, крайности русского человека — от самоуничижения до высокомерия, от добродушия до агрессии и угроз разнести к чертовой матери весь европейский дом саблями или ракетами.

Комплекс неполноценности — страшная разрушительная сила.

Именно со времен Петра Первого русский человек стал стыдиться самого себя, своей истории, отрекаться от своего прошлого. Именно с того времени и возникла история Руси и России, полностью написанная под диктовку Запада. Еще академик Бартольд отмечал: «Русские ученые следуют большею частью по стопам европейских и большей же частью принимают взгляды, установившиеся на Западе».

Очевидно и ходом времени показано и доказано, что фундамент петровского государства, несмотря на его сталинскую колоссальность, на самом деле крив, страшен, не приспособлен для строительства хорошего дома и житья в нем. А мы так и живем. Наследием Петра. По-прежнему считая, что «Петр Первый» и «Европа» — синонимы. А каковы синонимы — таковы и антонимы. Отсюда и чудовищные разрывы сознания, совмещение несовместимого. В повседневной жизни у нас, в отличие от Запада, символ государства — чиновники. В то же время никто им и на грош не верит. По опросам социологов, две трети россиян уверены в низком своекорыстии губернаторов, половина их не уважает, а каждый третий считает их просто-напросто преступниками. Тогда кто же их выбирал, этих губернаторов? Немцы, что ли… При этом большинство россиян тоскует по «сильной руке» и полагает Россию особой цивилизацией, где никогда не привьется европейский образ жизни…