Наверняка те два на заднице тоже пытались вылупиться, но тщетно – их плотно придавило весом грузного тела.

Комнату наполняли звуки – не только слабые жалобные всхлипы слабосильной жертвы, а еще и какое-то непонятное щелканье. Оно становилось громче с каждым движением Треугольников. С каждым щелчком эйфория Перри усиливалась. Игла на кардиограмме его настроения плясала живо и весело.

Треугольник на ее бедре, тот самый, со злыми глазками, вылупился первым. Он разорвал плоть Толстухи с влажным всхлипом и шлепнулся о дальнюю стену. У Перри дома как раз в этом месте висела обложка «Спортс иллюстрейтед». Злобное существо угодило в ловушку из собственной слизи и вяло подергивалось.

Оно мало чем походило на те Треугольники, которые жили внутри Перри. Да, такая же треугольная головка и черные глаза, но на этом сходство заканчивалось. Треугольник напоминал личинки, угнездившиеся под кожей Перри, не больше, чем бабочка напоминает гусеницу.

Черные жилы, которые извивались у Толстухи под кожей, оказались щупальцами, толстыми, длиной около тридцати сантиметров, на вид очень крепкими и сильными. Треугольник вытянулся в семисантиметровую пирамидку, на каждой грани которой мигали черные глаза. Ими существо могло обозревать все направления.

Наконец оно отцепилось от стены и шлепнулось на ковер.

Эмоции Перри менялись с поразительной скоростью: страх, отвращение, неописуемое счастье – как тело танцора в свете стробоскопа на танцполе. Собственный разум Перри велел встать и убить тварь, но он был прикован к дивану, завороженный зрелищем и потрясенный до глубины души.

Новорожденный Треугольник поднялся на ножки-щупальца. Они не походили ни на членистые ноги насекомых, ни на мускулистые лапы животных – это было нечто совершенно новое и очень странное. Головка существа покачивалась на высоте фута над полом.

ОНИ ВЫРАСТУТ, ВЫРАСТУТ!

Хвост, который некогда удерживал личинку в теле Толстухи, безвольно свисал из середины Треугольника. С него капали кровь и прозрачная слизь, кончик волочился по ковру. Существо стояло на нетвердых ногах, щелкая громко и отчетливо.

Толстуха коротко вскрикнула, когда три твари вылупились из ее живота почти одновременно – выпрыгнули из нее, как чертики из табакерки, и полетели в разные концы комнаты. Один приземлился как раз рядом с Перри. Этого ему удалось разглядеть гораздо лучше. Измазанная гноем и кровью кожица казалась не синей, а крапчатой, прозрачно-черной. Перри видел внутри тельца странные органы. Один из них спазматически сокращался – наверное, сердце, – а вот о предназначении других кусочков плоти даже думать не хотелось. Оборванный хвост попал прямо на ногу Перри – он двигался, оставляя след из слизи и фиолетовой крови. Наверное, поэтому они так отчаянно вырывались из нее – им нужно было освободиться от хвоста, ненужной больше пуповины.

Треугольник попробовал встать, однако одна из ног-щупалец угодила между подушками. В Перри отчаянно боролись противоречивые чувства – стробоскоп вспыхивал с поразительной скоростью. Ему до боли хотелось раздавить тварь – и в то же время он едва справился с порывом нежно освободить его ножку и поставить на пол, чтобы новорожденный малыш сделал первый шаг, а Перри, как счастливый родитель, наблюдал бы с улыбкой за его трогательными движениями.

ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ, ПЕРЕВЕРНИ

Приказ отвлек Перри от внутреннего конфликта.

– Не понял?

ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ

ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ

А, вот оно что! Они хотят, чтобы он перевернул Толстуху на живот, и те Треугольники, которые выросли у нее на ягодицах, могли вылупиться.

Толстуха уже не шевелилась. Ее глаза неподвижно таращились в потолок, на лице застыла гримаса ужаса. Гусеница сдохла. Наверное, все хозяева-носители умирают – и правильно, зачем оставлять экс-хозяина в живых, ведь он может убить слабенький молодняк. Как они ее прикончили? Каким-нибудь ядом? Или перегрузили мозг приказами?

Эта мысль поляризовала все чувства Перри. Теперь ненависть к Треугольникам существовала отдельно, а эйфория – отдельно. Радость и счастье – не его эмоции. Перри больше не хотел ощущать их.

ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ

ЖИВО ПЕРЕВЕРНИ!!!!

И тут Перри понял, как они ее убили. Понял, почему она только извивалась и хныкала и ничего не делала, пока твари вылуплялись из тела. Они парализовали ее ментальным приказом.

Треугольники кричали так громко, что убили ее самим криком.

Перри вскочил с дивана и опустился на колени возле тела, поскользнувшись в дряни, которая залила ковер. Он двигался быстро, он не хотел, чтобы голоса снова закричали в его голове, потому что они могли заорать так громко, что его мозг вытек бы через уши.

ПЕРЕВЕРНИ, ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ! ВЫЛУПЛЯЮТСЯ!

Перри уперся руками ей в плечо и подтолкнул, однако женщина не перевернулась, а только проехала по скользкому от слизи ковру. Мертвый груз. Какой неуместный каламбур.

Комнату наполнило настойчивое щелканье. Кто-то щелкал быстрее, кто-то медленнее, и все – на разной высоте. Нетерпеливые голоса Треугольников в его голове набирали силу, скоро последует вопль – удар бича по спине зазевавшегося раба. Сила на их стороне.

Перри перегнулся через труп, упершись раненым коленом в плечо Толстухи, и медленно перевернул ее. Она шлепнулась на живот.

Треугольники на заднице не стали терять время. Дернувшись всего несколько раз, они вырвались на волю – некрофильский оргазм, ставший рождением. Один вылетел под углом и ударился о кухонный стол, прежде чем шлепнуться на пол. Другой описал в воздухе дугу и приземлился аккурат в центр торшера, на раскаленную лампочку. Послышалось шипение, а потом тельце взорвалось, хлюпнув. Черная слизь растеклась изнутри по абажуру и закапала на пол.

«Спасибо, не придется возиться самому», – подумал Перри.

Хлынула волна гнева и разочарования – чужие чувства вновь вытесняли его собственную садистскую радость по поводу безвременной кончины новорожденного Треугольничка.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ГДЕ ОН?

ПОЧЕМУ ОН НЕ ОТВЕЧАЕТ?

Перри вспомнил, что его Треугольникам ничего не видно – он ведь полностью одет. Они только ощутили, что одного собрата не стало.

Перри закатал рукав толстовки и поднес руку к лампе.

«Он упал на раскаленную лампочку и сгорел. Несчастный случай». – В собственном голосе послышалась та же угодливость, с какой к нему обращалась Толстуха, угодливость, какая появлялась в тоне матери, когда она хотела избежать побоев.

Ответ, похоже, удовлетворил Треугольников. Они больше ничего не сказали. Щелканье замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Новорожденные Треугольники замерли на ковре, подогнув ноги-щупальца и прикрыв глаза, – похоже, заснули.

Странный запах паленой плоти Треугольника заполнил комнату, перекрывая вонь от гниющего плеча Перри, рвоты и других жидкостей, разлитых и разбрызганных по полу и стенам. Перри ощутил, что его Треугольники тоже заснули – постоянное бормотание их мыслей стихло.