– Не знаю. Этот рогрик… сильный, конечно, но насчет бессмертия очень сомневаюсь. Меркурий же ранил его как-то… Правда, никто еще не разобрался как, – пожал плечами Даня.

– А погибнешь? – спросила Рина, с тревогой думая о Сашке, который наверняка будет атаковать рогрика и охраняющих его берсерков среди первых. И что ей, Рине, страшно будет… пережить Сашку.

– Погибнешь – так попадешь на двушку, за Вторую гряду, к Меркурию… – сказал Даня.

– И ты веришь в это?

– Верю. Первошныры же верили! И какие чудеса творили, и какие жизни у них были красивые! И двушку они открыли, и закладки через болото проносили, какие сейчас никому не пронести. А мы не верим – и где наши подвиги? До первошныров никто не поднялся… Ну, может, Меркурий… Так может, и нам рискнуть и поверить?

– Но это же наивно. И просто, – сказала Рина жалобно, но с огромным внутренним желанием поверить.

– Чем проще, тем лучше. Когда веришь сложно, со всякими отговорками, все быстро разваливается и остаются только тоска и тупик. А когда веришь просто – ты наполнен радостью. И эта радость уверяет тебя, что все правильно.

Откуда-то появилась Фреда. Мнительно посмотрела на Даню, на Рину – ей вечно казалось, что говорят о ней.

– Иди! Кавалерия тебя ищет! – сказала она Рине.

Рина нашла Кавалерию у коновязи. Разговаривая с ней, директриса покусывала дужки очков и на Рину прямо не смотрела, лишь изредка вскидывала на нее глаза. Так было проще и Рине и Кавалерии. Каждая несла свое горе отдельно, и обе притворялись сильными.

– Ты видела, как нырял Афанасий? – спросила Кавалерия.

– Мы с Сашкой видели. Мы были на крыше игольного завода… А сам Афанасий не рассказал, где он нырнул? – удивилась Рина.

– Он мало что запомнил. Со стороны иногда виднее. Это правда, что там был Горшеня?

Рина задумалась:

– Да! Точно был!

– Он показывал Афанасию, куда нырять? Точку самого нырка? – быстро спросила Кавалерия.

– Он бежал к пруду и размахивал руками. И потом в этот пруд Афанасий и нырнул. А почему это так важно?

– Афанасий и Гуля не должны были выжить. И границу мира не должны были прорвать. Особенно Гуля. На обратном пути проще: они возвращались в свой мир, но пробить пузырь по дороге туда – невероятное чудо! – сказала Кавалерия.

– Может, пруд им помог? – спросила Рина, хотя понимала, что это глупо. Пруд слишком мелкий, да и нырок – он же не в воду происходит, а сквозь незримую границу мира.

– Все может быть, – отозвалась Кавалерия. – Я помню этот пруд. Как-то зимой пролетала мимо, и меня удивило, что он не замерз, хотя воды там как в большой луже. Но тогда я подумала, что, может, где-то рядом горячая труба. А теперь почти уверена, что пруд – это та самая точка перехода, где Митяй когда-то нырял обратно с закладкой и истончил границу мира. Точку эту ищут ведьмари, чтобы подвести туда рогрика!

– А Гай уже знает?

Кавалерия помедлила с ответом:

– Боюсь, может догадаться. Особенно если кто-то из его берсерков тоже видел нырок Афанасия. Как только будет ясно, что Гай напал на след, мы всем ШНыром немедленно выдвинемся туда и займем недостроенный корпус завода.

Рина знала, что ШНыр, даже если выбьют их всех до последнего человека, не выдержит столкновения с тремя фортами. Сколько у ШНыра хороших бойцов? Макс, Ул, Родион… Ну Сашка, возможно. Меркурия с ними больше нет. А сила новой закладки на тот район не распространяется.

– А что будет, если… – осторожно начала Рина.

Кавалерия сунула руку под потник Цезарю и ослабила подпругу.

– Скоро узнаем, – ответила она кратко.

Когда Рина ушла, Кавалерия вернулась к пегам. На одном из них она увидела седло, которое любил Меркурий. Она подошла и ладонью погладила его потрескавшуюся, во многих местах сшитую кожу.

– Ну вот. А ты беспокоился, что через год-другой его и в ремонт не возьмут. Переживают нас вещи, – сказала она горько.

Долбушин все пытался нашарить в себе ответ, какую закладку он втянул из того старого, забытого в ящике стола камня. В чем заключался ее дар? Ведь закладок без дара не бывает – почему же он никак не ощущал его в себе? Много раз он держал в руках ставший бесполезным камень. Ощупывал его, забирался пальцами в углубления, даже касался его щекой, надеясь, что кожа щеки более чуткая, чем кожа рук.

«Может, это какой-нибудь дар, для которого нужны особые условия? Ну, например, строить лодки из бамбука или растапливать снег? И раз тут нет ни снега, ни бамбука, то я о нем и не знаю!» – соображал Долбушин.

Заключив союз с Тришем, Королем Мусора и Ершом, Долбушин совершил самую неосторожную сделку в своей жизни. Союзники они были надежные, да только очень уж беспокойные.

В первую же ночь Триш, Король Мусора и Ерш совершили вылазку в город. Из вылазки Триш вернулся с длинной ссадиной на лбу, а Ерш с Королем Мусора выглядели так, словно их только что вытащили из камнедробилки.

– Могли бы, хозяин, хоть «спасибо» сказать! Мы вам, между прочим, жизнь спасли! – заявил Триш Долбушину, осматривая куклу и проверяя, цела ли она.

Кукла недовольно хлопнула Триша мягкой ладошкой по щеке:

– Не болтай! Альберт Федорович человек деловой! Ему нужны факты, и только факты! И никаких лишних подробностей!

– Как же можно без подробностей? Вся соль именно в них! Что такое любой роман, сведенный до голой сути? «Жили-были, поженились и померли»! Тоска зеленая, а не роман! Нет, я люблю читать, из каких кроваток они ели, в каких чашечках спали – и всякую такую галиматью! Это меня внутренне отупляет! – возмутился Триш.

Долбушин, видя, что он не отстанет, разрешил Тришу рассказывать подробно.

– Помните, вскоре после нас у вас был Тлен?

– Принес бумаги.

– Угу. А на обратном пути из здорового любопытства поставил жучок! – наябедничал Триш.

– Что?! – не поверил Долбушин. – Он бы не осмелился! Пока я жив…

Триш сладко улыбнулся:

– Очень хорошее добавление! Мы тоже подумали именно об этом. И вот когда Тлен сел в лифт, оказалось, что в кабинке он не одинок. Там уже были мы.

Кукла, слушая хозяина, нетерпеливо запустила себе ручки в бороду, украшенную ленточками и сплетенную в косички вместе с длинными боковыми волосами.