Слегка нахмурившись, Лессель ещё раз окинула взглядом ряды вешалок и решительно сняла накидку в тон наряду, с длинными летящими рукавами и спереди на пуговичках. Застёжка как раз начиналась от талии и доходила где-то до середины бедра, что Лесси полностью устраивало. Подколов волосы с одной стороны, девушка позвала горничную и попросила принести ей завтрак. Ела Лессель в уютном дворике, прилегавшем к её комнате, и куда выходили ещё несколько дверей из покоев остальных девушек. Бездушная надеялась, что никто из них не выйдет подышать воздухом с утра. Ей повезло, завтракала она в тишине и одиночестве, что Лессель полностью устраивало. Оставив поднос с посудой в маленькой гостиной, она выскользнула за дверь, огляделась, убедившись, что никого нет, и поспешила к выходу из Дворца. Однако, едва Лесси завернула за угол коридора, как услышала звук шагов и замерла, прижавшись к стене с колотящимся сердцем. Выглянуть и посмотреть, кто же там, она не рискнула, отчего-то не желая, чтобы невидимый посетитель заметил Лессель. Он открыл дверь, и всё стихло, а девушка, подхватив юбки, чуть не бегом поспешила вперёд, дальше по коридору. Бездушная не пыталась найти объяснение собственному поведению, она просто знала: ей надо уйти из Дворца, ни с кем не встречаясь. Даже Силанну не хотелось видеть, хотя неприязни к ней Лессель не испытывала, несмотря на её признание и произошедшее в парной.

Больше ей никто не встретился из жителей Дворца, к облегчению девушки, и выйдя на улицу, она уверенно направилась в нужную сторону. Лесси в самом деле отлично запомнила дорогу до дома художника, и прогулка пешком её совершенно не пугала. Наоборот, хотелось снова окунуться в суету Феира, послушать шум голосов, выкрики торговцев и возниц, оживлённые разговоры вокруг. А ещё, несмотря на то, что одежда Лессель всё же отличалась, на неё не косились, как она в глубине души ожидала. Так, иногда бросали взгляды, не более, и дальше шли по своим делам. Лесси чувствовала себя среди прохожих своей, незаметной и такой же, как они. И это ей нравилось. Девушка сама не заметила, как на её губах появилась улыбка, всё ещё не слишком уверенная, однако всё-таки улыбка.

Лессель свернула на улицу, где находился дом художника, и где было немного тише – творческие люди любили поспать, отдыхая после бурной и насыщенной ночи. Галерея Ирбета уже открылась, однако, и Лесси смело вошла в пустое помещение, направившись к лестнице. Ведь её приглашал хозяин, и запретов здесь никаких нигде нет, что нельзя подняться к нему. Наверху она сразу заглянула в мастерскую, уверенная, что Ирбет там, но… Просторная комната оказалась пуста к замешательству девушки. Лессель постояла, кусая губы и размышляя, спуститься ли обратно в галерею, дожидаясь, пока хозяин объявится, или остаться здесь, но принять решение не успела. В коридоре открылась ещё одна дверь, из которой вышел художник в домашних свободных штанах и рубашке с закатанными рукавами. В одной руке Ирбет держал блюдце, в другой – чашку, из которой с явным удовольствием прихлёбывал. При виде неожиданной гостьи мужчина остановился, на его лице мелькнуло удивление, и Лессель вдруг ощутила странное неуютное чувство внутри. Именно оно заставило её быстро проговорить:

– Простите, я, наверное, зря пришла…

– Лессель, нет, конечно! – воскликнул художник, поставил чашку на блюдце и подошёл к ней, широко и с искренней радостью улыбнувшись. – Просто я не ожидал вас так рано. Проходите, пожалуйста, – Ирбет подошёл и распахнул дверь в мастерскую, пропуская Лесси вперёд. – Может, вам принести что-нибудь? Чаю, сока?

– Спасибо, не стоит, – вежливо ответила девушка, снова входя в мастерскую, и оглянулась на художника. – А что мне делать?

Он остановился у мольберта, взял пачку листов, на которых вчера делал наброски, и задумчиво посмотрел на Лессель, склонив голову к плечу.

– А вы можете снова спеть? – неожиданно попросил Ирбет.

Бездушная остановилась около той картины, привлёкшей её внимание вчера, и опустилась прямо на пол, взгляд девушки стал отсутствующим.

– Могу, – тихо ответила Лесси, и мастерскую наполнили чарующие звуки нежного голоса и незнакомые слова песни.

Они всплывали в памяти Бездушной легко, как пузырьки на поверхность воды, и чем дальше она пела, тем легче становилось на душе, отпускало что-то, что ещё оставалось там глубоко, несмотря на вчерашнее посещение Собора и обители Печали. А Ирбет, почти не глядя на холст, лихорадочно рисовал, разложив перед собой вчерашние наброски, и его лицо буквально лучилось вдохновением…

Время пролетело незаметно для обоих, Лессель настолько ушла в себя и свои песни, прикрыв глаза и тихонько раскачиваясь в такт, что когда раздался негромкий голос Ирбета, вздрогнула и несколько мгновений непонимающе смотрела на него.

– Лессель… Вы не откажетесь прогуляться со мной?

Она подумала… Совсем немного, потому что посмотреть Феир хотелось больше, чем возвращаться во Дворец, и кивнула.

– Не откажусь, – произнесла девушка.

На лице Ирбета снова сверкнула обаятельная улыбка, он отложил кисть и вытер руки.

– Тогда, с вашего позволения, я приведу себя в порядок, и мы пойдём.

Вскоре они вышли на улицу, и художник снова спросил:

– Вы не против, если я возьму вас за руку? Чтобы не потеряться, народу много, – пояснил он.

– Не против, – тихо ответила Лесси.

Было ужасно непривычно, что едва знакомый мужчина проявляет такую вежливость, хотя девушка видела, что нравится ему. Она слишком часто в прошлом видела такой же блеск в глазах других, кого Бездушная потом убивала, отнимая чувства, только у Ирбета он был мягче, и без нездорового вожделения. Когда его пальцы аккуратно сжали её ладонь, по руке Лессель вдруг прокатилась волна странной дрожи, а дыхание почему-то перехватило. Показалось, всего на одно мгновение, что кто-то когда-то вот так же бережно держал, родной и близкий, и сердце болезненно сжалось в груди от непонятной щемящей тоски…

– Вы первый раз в Феире, да? – ворвался в её мысли голос Ирбета, возвращая в реальность, и Лесси, тряхнув головой, поспешно кивнула. – Если не секрет, откуда вы приехали?

– Не помню, – честно ответила Лессель.

– Ладно, не будем о вашем прошлом, – легко согласился Ирбет и переключился на рассказы о своей богатой на смешные случайности творческой жизни.

Лесси заслушалась. Из художника вышел отличный рассказчик, он изображал сценки с эмоциями и в лицах, так, что даже не зная всех многочисленных приятелей Ирбета, она словно вживую видела всё, о чём он говорил. Ещё, её спутник отлично знал город и множество интересных историй и о Феире, которыми тоже делился с ней, пока они неторопливо брели по улицам, взявшись за руки. Иногда Ирбет замолкал, и эта уютная тишина не доставляла неудобства, ни Лессель, ни самому художнику. Время от времени он тихонько поглаживал её ладошку, и дыхание Лесси снова сбивалось от непонятного волнения. Она невольно сравнивала с тем, что ощущала рядом с Корхиллом, и честно отвечала себе, что с Ирбетом приятнее. Потому что он смотрел только на неё, больше ни на кого вокруг, его интерес был не отстранённым, наблюдательным, как у Карателя, и не наполненным бездумной страстью, как у прежних жертв. Во взгляде Ирбета таилось тепло, оно пряталось в уголках улыбки, на которую Лессель хотелось смотреть и смотреть. И улыбаться в ответ тоже. Хотелось тоже что-нибудь рассказать, но девушка не знала, что именно – вряд ли художнику будет интересно услышать о том, как умерла сестра Лессель, или о её жизни во Дворце, поэтому она продолжала по большей части молчать и слушать Ирбета.