— У науки нет стороны.

— А семья? У вас есть семья?

— Нет.

— Даже за пределами Норика? Многие ученые имеют семьи «на каникулы» — выезжают на месяц-другой, чтобы полностью отключиться от машинного мира. А вы?

— Я выезжаю иногда в ваш мир. Пару лет назад посещал Байи… скучно.

— Скучно на самом лучшем курорте Лация?

— Скучно… — повторил слепец.

— А любовь? Общество женщин? Неужели и это вас не волнует?

— Вы что, хотите знать подробности моих любовных приключений? Бросьте… Это не относится к делу, — огрызнулся Фавст.

— Хорошо, оставим женщин. Вы общаетесь со своим братом?

— С Луцием Суллой? — Фавст покачал головой. — Нет, никогда.

— Кто против? Вы? Или он?

— Он мне не интересен.

— Вы ненавидите патрициев?

— Они примитивны. Их снобизм отвратителен.

Туман лопнул. С трех сторон выкатились желтые шары управляющих голограмм.

— Внештатная ситуация в лаборатории второго уровня! — сообщили задорные женские голоса.

Фавст рухнул на ложе.

— Извините. Должен вас покинуть. — Он чуть повел головой, прилаживая затылочные контакты к терминалу.

Туман, клубясь, поплыл в стороны, обнажая желтоватый пластиковый пол, ложе заскользило к лифту. Миг — и хозяин исчез за стальными дверьми подъемника.

— Он сбежал? — спросил Флакк. — Задержать? Дать сигнал тревоги?

— Нет, он отправился в лабораторию и вряд ли скоро вернется. У него своя работа. У нас — своя. Нам здесь делать нечего.

— Почему ты решил, что этот тип не причастен к заговору?

— Ему вполне хватает собственного презрения. Слившись с машинами, он вообразил себя высшим существом. Патриции ему необходимы — чтобы ненавидеть их и презирать. И чтобы было кому постоянно доказывать свое превосходство. Лгать этот человек не умеет. Просто потому, что почти не общается с людьми.

— Не общается с людьми? — ехидно переспросил Флакк и указал на управляющую голограмму, что еще не успела скрыться в тумане.

На ней в миниатюре можно было разглядеть во всех подробностях лабораторию внизу. Нагромождение непонятных приборов, пульты управления, мониторы, голограммы и посреди всего, как царь и бог, — возлежащий на своей кровати Фавст с закрытыми глазами. А рядом с ним — облаченная в серебристую тунику и такие же брюки, жонглирующая голограммами с ловкостью заправского фокусника женщина с гривой черных вьющихся волос. В этот момент Марк подумал, что старший сын Суллы действительно счастливчик.

Они не стали дожидаться возвращения хозяина и поднялись на крышу. Едва флайер взлетел, как ожило комустройство. Голограмма Фавста явилась рядом с голограммой управления.

— Надо полагать, вы узнали все, что вас интересовало, следователь Корвин? — поинтересовался счастливчик.

— Кое-что…

— Вы, верно, не знаете, что десять лет назад сенат предложил мне заключить брак с патрицианкой, чтобы мои дети вновь обрели генетическую память. Но я отказался.

— Благодарю за информацию. И все же… Вы так и не ответили на один вопрос. Как так получилось, что вы включили программу эксперимента в тот момент, когда в портале находился мой отец? Это был несчастный случай или нет?

Голограмма Фавста растерянно заморгала.

— Откуда…

— Вы столько лет ждали, что за вами придут. Бы устали ждать. Вы почти хотели, чтобы я догадался. «Зеленый юнец, который ничего не соображает. Да еще в очках…»

— Это был несчастный случай! — закричал Фавст. — Кто-то подменил мои очки. Я видел совсем не то, что показывали управляющие голограммы. Во время дежурства я получил приказ повторить эксперимент. А на самом деле никакого приказа не было. Клянусь! Меня обманули! Кто — не знаю… Но я не лгу! Я не убивал префекта Корвина.

— До свидания, Фавст. — Марк отключил связь.

— Почему ты не расспросил его там, в Норике? — поинтересовался Флакк.

— Это дело не должно мешать нынешнему, — отозвался Корвин. — Если я узнаю еще хоть что-то… еще чуть-чуть… я уже не смогу остановиться, я пойду по следу убийцы моего отца. А сейчас важен совсем другой след!

Консул Домиций принял префекта Корвина и трибуна Флакка на своей загородной вилле.

Род Домициев первоначально являлся плебейским. Но все Домиции так рьяно служили нобилям и сенату, обладали столь твердым нравом, упорством и сметливостью, что их переход в патрицианство был предрешен.

Еще деду нынешнего консула сенат разрешил женитьбу на патрицианке. Жена происходила из рода Эмилиев, и на первых порах новоявленному патрицию достались секреты возделывания виноградников. Не слишком ценное приобретение! Но С помощью своих генов Домиций передал наследникам волчью хватку, умение интриговать, сообразительность и гибкость ума. Отец нынешнего консула взял жену из рода Валериев Флакков, а сам консул женился уже на младшей сестре сенатора Фабия. Причем все эти домны сохраняли ношу патрициев, и так, постепенно, бывший плебейский род заполнял вакантную память чужими тайнами.

Внук уже разительно отличался от плебея-деда: консул набрался внешнего лоска, сменил брутальность на изысканность манер, умел говорить вкрадчиво и мягко, интересовался музыкой и живописью, собирал видеокартины, посещал пинакотеки и зарекомендовал себя защитником патрицианского права, столь последовательным и умелым, что получил на пятидесятом году должность консула. Однако в нынешней ситуации отцы-сенаторы относились к консулу Домицию с подозрением: кто знает, не станет ли этот выскочка тайным союзником плебеев? Вслух об этом не говорили, но каждый патриций подозревал — доподлинно каждый.

При этом и сторонники консула, и его противники понимали, что консулу Домицию досталась власть в момент очень опасный и скользкий. Взаимоотношения с Колесницей, и без того натянутые, осложнились после проникновения на планету Флакка и похищения Марка Корвина. Мирный договор с Китежем трещал по швам; этот давний союзник, захваченный безумьем карнавала, вовсю отплясывал новые политические танцы с Неронией. В то время как Нерония в открытую сколачивала коалицию против Лация и заявляла вновь о своих претензиях на Психею. Такова была межпланетная обстановка. В такой момент (хуже и представить нельзя) сектанты решили уничтожить патрициев Лация. Считать это простой случайностью? Или предположить, что плебейскую секту поддерживает извне Нерония, чтобы уже окончательно, раз и навсегда, расправиться с Лацием? Какую политику вести консулу Домицию? Умиротворять плебеев, обещать уступки или грозить смертной карой извергам? Домиций был чужаком в обоих лагерях и не мог предложить компромисс — обе стороны тут же обвинили бы его в предательстве. Домиций разрывался на части. Вчера он поддерживал плебеев, сегодня — патрициев… А завтра впадет в политическую каталепсию и отправится удить рыбу в свое загородное имение.