— А он мне и не говорил, — безразлично продолжал Колян. — Уже когда ехать надо было, они сказали, что Темыч доволен — нет человека, нет проблемы.

— И это все?

— Все.

Клюквин покрылся испариной.

— И ты все это подробно изложил Насте Филимоновой?..

— Нет. А зачем? Просто сказал, что дядю Витю убили…

— О господи… Ты хоть понимаешь, что сделал?

— Да. Она сама сказала, что нет ничего хуже неизвестности.

— Ну ладно. Ты отдыхай пока. Я завтра подъеду, тогда побеседуем поподробней.

— До свидания.

Клюквин пулей вылетел в коридор и помчался на сестринский пост.

— Таня! Телефон! Срочно!

Перепуганная Танюша протянула ему трубку.

— Не годится. Не отсюда.

— Ой, побежали в ординаторскую!

Вслед за Танюшей Клюквин влетел в маленький кабинет. Не разбирая лиц, он выкрикнул:

— Районная прокуратура! Прошу немедленно освободить помещение. Умоляю. Всего на пять минут. Спасибо. Я быстро. Извините.

Последние слова он уже произносил в одиночестве.

— Сережа! — кричал он в трубку. — Немедленно в розыск! Галушко Артем Егорович!.. А Воронова объявил?.. Молодец. И еще. Виктора Филимонова туда же! Да, да. И немедленно позвони жене Филимонова, а еще лучше съезди к ней. Только скоренько, как бы там чего не вышло. Она может быть на грани. Успокой ее, скажи, что с мужем ее все в порядке… Да нет, я совсем не уверен, но ты соври. Все, давай быстро.

Его забыли, словно нарочно. Второй день никто к нему не спускался, ведро не выносили, еды не давали. Было тихо, как в могиле. Даже собаки не лаяли. Дверь была по-прежнему заперта, но не на засов — он чувствовал, как она подавалась, — а на обычный замок.

Виктор методично обшарил, проползал, прощупал свой каземат сантиметр за сантиметром. Кроме протухшей ветоши и алюминиевого ведра, служившего туалетом, он ничего не нашел.

«Вот дурак, блин! Для тебя же все приготовлено — беги, не хочу!»

Он даже рассмеялся от своей догадки. Неужели все так просто?

На всякий случай он затаился, но, не услышав никаких звуков, через час он уже ковырял дверной косяк ведерной ручкой. Самым сложным оказалось распрямить ее конец. Дело было безнадежным, и, приложив все оставшиеся силы, он просто сломал ее пополам.

Трухлявая древесина рассыпалась, как по волшебству. Расковыряв внутренний косяк, он подобрался к наружному. Через двадцать минут с дверью было покончено, и она легко распахнулась.

«Господи, всего-то!»

Виктор преодолел десять ступеней и выбрался наружу. Он оказался в просторной кухне. Все было прибрано, никаких следов пребывания шумной компании, и только на деревянном столе лежала записка. Виктор склонился над ней и прочел: «Тебя пощадили, помни».

— Ну, спасибо, братки. Вовек не забуду. Помирать буду, вспомню.

За окном была ночь, но он не стал рисковать и дожидаться утра. По наезженной колее часа через два он выбрался на шоссе, дотащился до автобусной остановки и заснул на скамейке.

Контролерша пожалела его, и он благополучно доехал до метро «Речной вокзал».

Денег у Виктора не было, и, бесконечно пересаживаясь из автобуса в трамвай, а из трамвая в троллейбус, он зайцем добрался до Трифоновки.

Лифт в доме не работал, и, задыхаясь, Виктор поднялся на свой этаж. Ключи у него отобрали еще в первый день заточения. Но прежде чем позвонить, он обессиленно припал к двери. За ней стояла гнетущая тишина. Не доносилось обычных звуков обитаемого жилища.

У него внутри все похолодело от дурного предчувствия. Не соображая, что делает, он постучал в дверь. Но вовремя одумался и резко нажал на кнопку пронзительного звонка. Не последовало ни привычного, родного «иду, иду!», ни собачьего лая.

— Настя! Настя! — Виктор опять принялся стучать в дверь кулаками.

Соседняя квартира приоткрылась, и в дверной проем высунулась рыжая голова Вовки, Лакиного дружбана:

— Дядь Вить! Ты чего орешь?

— Где жена моя?!

— Так это… Я лично ее уже несколько дней не видел.

— А собака где?

— Я не знаю. А ты чего домой-то не идешь?

— Ключи потерял.

— Да у нас же есть запасные. Настя давно еще матери их отдала. Подожди, сейчас принесу.

Вовка нырнул в коридор и уже через секунду вернулся со связкой.

— Эй, дядь Вить, ты чего?

Виктор оседал по стене, теряя сознание.

Пришел в себя он в своей квартире. Это Вовка дотащил его до тахты и теперь прыскал ему в лицо водой. Виктор поморщился.

— Ладно, хватит. Я в порядке. Иди к себе.

Перепуганный Вовка таращился на него во все глаза.

— Дядь Вить, давай я «Скорую» вызову, а? Ты какой-то никакой. Боюсь я тебя оставлять. Мать узнает, ругаться на меня будет.

— Не будет. Спасибо тебе, парень. Мне уже лучше. Правда. Значит, про Настю ничего не знаешь?

— А что случилось-то?

— Ладно, ты иди. Я, может, попозже к вам загляну, с мамкой твоей поговорю.

Вовка ушел.

Виктор начал внимательный осмотр квартиры. Все было в идеальном порядке, как после генеральной уборки. Все вещи были на местах, посуда вымыта. Но никакой записки от Настены нигде не было. Зато земля в цветах была влажной, и Лакины миски были полны.

«Бог мой, какой я дурак! Она, наверное, просто вышла погулять с Лаки».

Виктор высунулся в окно, но своих во дворе не увидел. Тогда он решил было отправиться на поиски, но побоялся с ними разминуться и принялся терпеливо ждать.

Но ни через два часа, ни через три Настя не вернулась.

Виктор весь издергался, не находя себе места. Он не выдержал и все-таки спустился во двор. Он два раза прошелся по обычному маршруту прогулок с Лаки, подзывая собаку привычным свистом. Как назло, около дома не было никого из соседей — ни доминошников, ни мамаш, ни хануриков. Расспросить было некого. Виктор вернулся в квартиру.

По зрелом размышлении Виктор остановился на двух вариантах — либо с Настей что-то случилось, во что он верить не хотел, ибо тогда в квартире не было бы такого порядка, и, уж во всяком случае, собака была бы дома, пусть даже и мертвая. Если бы Настю взяли на улице, Лаки все равно прибежала бы домой. Значит, оставался второй вариант — просто Ревенко где-то надежно их укрыла. Виктор решил пока не звонить ей, чтобы не обнаружить себя раньше времени.

Он много курил, надсадно кашляя отбитыми легкими, и на всякий случай постоянно выглядывал в окно. Мысль о еде ему даже не приходила в голову. Где-то под лопаткой тревожно саднило, и, порывшись в аптечке, Виктор нашел пузырек корвалола. Он накапал в рюмку тридцать капель, развел их водой из чайника и не заметил, как отключился, провалившись в глубокий, беспробудный сон. Он спал уже несколько часов, на улице совсем стемнело. Ему снилась какая-то фантасмагория — разноцветные пятна кружились у него перед глазами, мягкие хлопья снега падали на уставшие веки, Ревенко укоряла его за что-то, Колян плакал, укрывшись серой овчиной, сатанинская музыка прижимала его к месту, не позволяя ни закричать, ни сделать ни шагу. И сквозь этот гомон и металлический звон тоненьким колокольчиком прорывался голос Настены, звавший его за собой. Виктор порывался последовать за ней, но ноги окаменели, и язык сделался деревянным. Но Настя успокоила его, пообещав дождаться. Сразу стало как-то спокойно, и душа его умиротворилась. Он спал так крепко, что не услышал, как в замке тихо повернулся ключ.