или попробуем в следующий раз так, но он не делает этого. Я почти чувствую, как он отступает от меня, как броня медленно воздвигается, как будто он одевается в свой барьер, чтобы держать свое сердце закрытым от меня, даже когда он все еще лежит обнаженным рядом со мной.

Когда я могу двигаться, я поднимаюсь и ложусь рядом с ним, чтобы провести пальцами по его коротким волосам. Он не заставляет меня остановиться, но и не отвечает на ласку. Он лежит так, его дыхание постепенно приходит в норму, и по мере того, как прилив удовольствия отступает, я чувствую, как мое сердце начинает замирать.

Я должна перестать надеяться на лучшее. Каждый раз я думаю, что после этого все будет по-другому. И всегда разочаровываюсь.

Спустя несколько долгих мгновений Левин заговорил, его голос снова стал нормальным. Ровный, отстраненный, в нем нет ни похотливой игривости, ни хриплого желания.

— Мне придется уехать в Нью-Йорк на пару дней, — медленно произносит он. — Я не хочу оставлять тебя одну даже на такой срок, поэтому Изабелла приедет и останется до моего возвращения. Я уже попросил ее, — добавляет он. — Она, конечно, была очень рада, хотя, думаю, ей было бы намного приятнее, если бы я решил остаться в Нью-Йорке.

Я знаю, что он прав, но не комментирую это. Я не хочу рисковать, чтобы дать ему хоть малейший намек на то, что я тоже этого хочу, потому что это не так. Я не намерена принимать его предложение о "пространстве", когда все закончится и я буду в безопасности от Диего.

— Это из-за бизнеса? — Спрашиваю я наконец, и он кивает.

— Виктору нужно, чтобы я приехал и лично проверил некоторые вещи. Нико хорошо справляется с физической ролью, которую я выполнял, пока был там, — обучение и оценка, но Виктор хочет, чтобы я присмотрел за ним тоже, на пару дней. Он хотел, чтобы я приехал раньше, но я убедил его, что не могу поехать, пока врач не разрешит тебе снять постельный режим.

Мне приходится сдерживать слезы. Почему он не видит? Человек, который не любит, сказал бы мне, что у него есть работа, и попросил бы мою сестру присмотреть за мной, пока я нахожусь на постельном режиме, как он делает сейчас, когда ему так удобнее. Он не стал бы откладывать работу своего босса, человека, с которым он проработал более десяти лет и который является самым близким для него человеком, ради меня. Нет, если бы он не испытывал ко мне каких-то чувств. Но он не может в этом признаться, или знает, но просто не хочет этого. Возможно, так оно и есть, уныло думаю я, сглатывая эмоции. Он надеется, что чувства угаснут, если дать этому достаточно времени.

— Когда ты уезжаешь? — Я сосредотачиваюсь на вопросах, на логистике, чтобы не расплакаться.

— Завтра утром. У меня запланирован рейс. Изабелла будет здесь до моего отъезда. — Он поворачивает голову, одаривая меня короткой улыбкой. — Уверен, вам двоим это будет приятно. Некоторое время в доме для себя, без моего присутствия, чтобы беспокоить вас.

Он говорит это в шутку, как любой муж своей жене, но мне все равно больно. Я хочу сказать ему, что он никогда меня не беспокоит, что я предпочла бы, чтобы он был здесь, и что, когда его нет, я скучаю по нему. Но я этого не делаю. Я держу все это в себе, потому что чувствую, как ко мне подкрадывается некая усталость от того, что я так сильно люблю его, а он так сильно борется с этим. И я знаю, что со временем это чувство перерастет в обиду. Возможно, даже в ненависть. Оно разлучит нас, и Левин получит то, чего, по его словам, он хочет, — брак по расчету, где мы любим нашего ребенка, но не друг друга, и он может защищать свое сердце, пока оно умирает внутри него. Если ему не повезет, он слишком поздно поймет, что хочет того же, что и я, когда именно я уже не смогу ему этого дать. Это будет горькая ирония, и от этой мысли у меня щемит в груди, потому что я не знаю, сколько времени у нас есть.

Может быть, все изменится, когда появится ребенок. Это последняя надежда, за которую я могу уцепиться, и я впиваюсь в нее ногтями, держась за все, что у меня есть.

Я люблю его.

Я не хочу отказываться от нас.

Но даже я могу пытаться так долго.

23

ЛЕВИН

Когда я просыпаюсь утром рядом с Еленой, вижу ее умиротворенное, спящее лицо рядом со своим, ее темные волосы, спутанные по щекам, я испытываю непреодолимое желание остаться. Я не думал, что уехать будет так трудно. Когда несколько недель назад Виктор сказал мне, что ему нужно, чтобы я приехал и проконтролировал некоторые финальные испытания, я подумал, что это может быть полезно для нас. Мне нужно пространство, чтобы разобраться со своими чувствами, а Елене — чтобы понять, что она может быть счастлива, даже когда, между нами, расстояние. Что я не так уж ей нужен, как она думает, и она может даже достаточно повеселиться сама, со своей сестрой, чтобы держать, между нами, некоторую дистанцию, когда я вернусь.

Я сказал себе, что так будет лучше. Если Елена захочет пространства, я больше не буду постоянно отталкивать ее, причиняя ей боль, несмотря на все мои усилия. Но когда я смотрю на нее, лежащую здесь несколько мгновений, прежде чем мне нужно будет встать и одеться, я чувствую страх. Беспокойство, что эти дни разлуки приведут именно к этому: она поймет, что я ей не нужен так сильно, как она думает, что ей надоело так стараться, и что она чувствует себя легче без меня.

Это, в сочетании с беспокойством о том, что может случиться с ребенком, пока меня нет рядом, заставляет меня не хотеть уходить. Остаться здесь, в постели рядом с ней, проснуться вместе с ней, сказать Изабелле, что ей не нужно оставаться и быть здесь с Еленой. Сказать Виктору, что я больше не могу делать то, что ему нужно, и что мне нужно быть здесь, с женой.

Но я все равно поднимаюсь с постели, потому что у меня есть работа, и оставаться здесь не станет легче. Более того, это может сделать все гораздо сложнее.

Елена вздрагивает, когда я встаю, ресницы трепещут на ее щеках, когда она открывает глаза