Ты же душишь город, предпринимателей поборами. А они, чтобы не быть в накладе и иметь прибыль, взвинчивают цены на все виды товаров и услуг. В итоге страдают горожане, вынужденные оплачивать из своих тощих кошельков твои бредовые прожекты. Ты своими грязными, липкими щупальцами нагло залез в карманы честных доверчивых людей.

– Далеко тебя, занесло. Это уже клинический случай, язык без костей. Ладно, валяй дальше, но потом горько пожалеешь, – предупредил Овчар, решивший дослушать Пухкало до конца, чтобы знать его планы и действия для превентивных мер.

– Знаешь, Борис Витальевич, чем ты от других отличаешься?– осмелел Пухкало, уверовавший в то, что терять уже больше нечего.

– Интересно чем? – напыжился Овчар в кожаном кресле.

–Тремя ярко выраженными чертами: мания величия, хамство и патологическая жадность, – четко произнес Наум Яковлевич. – Ты же возомнил себя Наполеоном, вершителем судеб, а остальных считаешь биомассой, мелкими людишками, рожденными для приумножения твоего преступного капитала.

Сравнение с Наполеоном – явный намек на психические отклонения, переполнило чашу терпения градоначальника.

– Остынь!– решительно, словно выброшенный катапультой, сорвался он с кресла, пошарил рукой по столу и, схватив подвернувшийся стакан с водой, плеснул его в лицо Пухкало.– Вот тебе, слишком ты перегрелся. Не забывайся! Выискался мне прокурор, народный обвинитель. Задавил бы тебя сейчас, да руки не хочу марать…

На мгновение Пухкало опешил. Захлебнулся от попавшей в его открытый рот воды, стекавшей по покрасневшему лицу и одежде.

– Борис Витальевич, я тебе это не прощу,– только и смог выговорить, вытирая лицо носовым платком. Овчар нажал на потайную кнопку под крышкой стола и в из приемной ворвался дюжий охранник с дубинкой в руке, кобурой на ремне. Остановился в ожидании приказа.

– Убери с моих глаз этого провокатора! – процедил сквозь зубы мэр. – И больше, чтобы его ноги, его духа не было не только в моем кабинете, но и в здании исполкома. Не пускать, гнать в шею! Передай это распоряжение начальнику охраны.

– Да, пошел ты на…! – обозлился Пухкало.– Много ты, вампир, моей крови попил и еще затянул в эту трясину.

– Вот что, Наум, возьмись за ум и больше ко мне не приходи, не звони,– сурово заявил градоначальник.– Я тебя знать не желаю. Наши дороги разошлись раз и навсегда. Вон из кабинета!

– Ничего мы еще встретимся, поквитаемся, если не на этом, то на том свете,– пообещал подчиненный.

– Гони его в шею! – брызгая слюной, приказал Овчар.

– Так точно! – подобострастно ответил охранник и резко схватил чиновника за левую руку, проведя болевой прием и едва не вывернув локтевой сустав / обычно так берут уголовников / и скомандовал.– Вперед, на выход! Шевели ногами…

– Прочь, руки! – попытался вывернуться Пухкало, но хватка детины оказалась мертвой. Так в полусогнутом положении, как матерого зека, ведь охранник ранее служил во внутренних войсках, в конвое, провел его через приемную перед взором испуганной секретарши, по коридору до самого выхода из здания. Крепким пинком под зад, выгнал на улицу.

Такого позора и унижения ему еще не приходилось испытывать. Кипя от возмущения, Наум Яковлевич затаил ненависть на своего бывшего патрона и вымогателя взяток – матерого коррупционера. Ярость переполняла его сердце, а слезы наворачивались на глаза: «Вот скотина, кинул меня, как последнего лоха». В сознании был сумбур мыслей, смешанных с горечью чувств, но вскоре он успокоился, привел их в порядок, трезво осмысливая ситуацию и свое положение в ней.

«Все же Борька остынет, простит меня за оплошность,. С кем не бывает и на старуху, как говорится, проруха, и в конце концов поможет. Он довольно влиятельная личность, депутат, имеет своих людей и в органах власти автономии и государства,– не терял надежды Пухкало. – А если сам не допрет, то его надоумят, подскажут подельники-советники. Они у него ушлые, недаром бычьи холки наели, понимают, что до суда дело доводить опасно. Речь, конечно же, не обо мне, а о последствиях для Овчара, его дальнейшей карьеры.

Если даже он и избежит тюремной камеры с парашей, то на карьере может тогда поставить крест. Я ведь ему дал понять, что всю вину на себя брать не собираюсь. Вместе брали мзду, я у своих клиентов, а он у меня, значит вместе и ответ держать будем по справедливости. Если меня во время следствия прижмут, то молчать нет никакого резона.

Расскажу, как на духу, сколько и когда он получил от меня валюты. По-братски с ним, хапугой, делился. Уж это он своим чурбаном должен понять, что нашла коса на камень. Я тоже пойду на принцип. Если понадоблюсь ему, сам разыщет. Наступит на горло гордыне, ведь своя рубашке ближе к телу. Под ним тоже почва закачалась и ради сохранения своего высокого служебного положения, собственной шкуры он и меня вытащит из трясины, иначе обоим кранты».

Согретый этим прозрением, Наум Яковлевич набрался терпения, полагаясь на присказку: что ни делается, то к лучшему. Хотя нет-нет, мысли о худшем приводили в паническое состояние и он впадал в депрессию.

5

Спустя трое суток в квартире Пухкало неожиданно ожил, вроде бы надолго замолчавший (бывшие друзья – приятели и даже любовницы отреклись, словно ветром сдуло) мобильный телефон.

«Кто бы это мог позвонить»? – терялся в догадках Наум Яковлевич, нехотя поднявшись из кресла. Жена Кира в последнее время наотрез отказалась пользоваться телефонной связью из-за опасений, что могут подслушать. Он предусмотрительно включил диктофон. Взял аппарат и нажал кнопку. Услышал голос Овчара:

– Как твои дела? Что затаился, словно серая мышь?

– Вы же сами в пылу ярости запретили приходить и звонить? А дела хуже некуда, сижу, как на иголках.

– Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты сам виноват, достал до печенок меня своей исповедью.

– Нахожусь под домашним арестом.

– Хорош арест. Связь, как у президента!

–Мне удалось сохранить мобильник. Спрятал в палисаднике на даче накануне обыска, не смогли отыскать, а нажитое потом и кровью имущество описали и наложили арест. Пустят с молотка.

– А может, не захотели лишать связи? Аппарат бы сам себя выдал в момент поступления сигнала,– предположил начальник.

– Я вынул из него аккумулятор.

– Молодец, сообразил.– похвалил Борис Витальевич.– Тебе на пользу пошла экстремальная ситуация. Не обижайся, прошлый раз я слишком погорячились. Да и ты уперся рогом. У меня тоже сердце – не камень. Зла на тебя не держу. Наоборот, места себе не нахожу. Голова болит о том, как тебя из трясины вытащить. Сам – то ты, что-нибудь предпринимаешь или ждешь у моря погоды? При такой пассивности, точно на нары и казенные харчи загремишь.

–Из кожи лезу вон, только бы не попасть на скамью подсудимых, – с надеждой в голосе отозвался Пухкало.– На местных блюстителей не поскупился, все уладил. А как только дело дошло до генерала – полный облом. Он затребовал, конечно, не сам, а через помощника сумму, которую мне не вытянуть. Пришел к выводу: чем крупнее звезды на погонах, выше должность, тем круче запросы. Даже, если все имущество, квартиру и дачу пущу с молотка и то не хватит валюты для отмазки…