Ей нужно вернуться в лес. Вернуться к своей малышке. К своей Руби. Нужно снова обнять ее и на этот раз не отпускать. Нужно избавиться от духоты в голове, чтобы все получилось. Анна резко встает, относит все пузырьки с лекарствами к открытому окну, и они падают сверкающим стеклянным дождем вниз, на улицу.

Анна, не мешкая, снимает ключи от машины с закрашенного крючка на обратной стороне двери. Останавливается и возвращается. Чемодана нет, в нем были вещи Руби, единственное, что удается найти, – картонную коробку. Анна бросает в нее все, что может отыскать, и свое, и все, что осталось после Руби: розовый вязаный костюмчик, несколько жилеток. Она так торопится, что оставляет почти всю свою одежду. Мысли у нее путаются. В последнюю минуту она даже кидает в коробку то, что нашла из зеленого сервиза, она не хочет оставлять материно наследство. Свадебная фата и перчатки сбиваются в полупустой коробке в комок со свитерами, когда Анна сбегает по лестнице.

Она пытается завести машину, как учил ее Льюис, точно вспомнить, в какой последовательности идут педали. Машина прыгает, как кенгуру, и Анна выключает зажигание, снимает туфли на острых каблуках и снова заводит двигатель. Она так медленно выезжает из Лондона, что позади сигналят, и каждый раз она вздрагивает. Печка по-прежнему сломана, так что Анне приходится снять жакет и кардиган прямо за рулем. В какой-то момент она останавливается и снимает даже колготки, оставшись в одном только тонком желтом платье.

«Просто поезжай вперед, – говорит она себе, снова заводя машину и вцепляясь в руль. – Просто поезжай вперед. Ты умеешь, Льюис тебя учил. Пусть твое тело станет частью машины, советовал он, даже не думай о ней». Анна забывает, как ненавидела Льюиса вчера вечером, ей так хочется, чтобы он сейчас был рядом – такой родной и надежный.

Эти заклинания работают, пока Анна не выезжает на недавно построенное шоссе. Ей приходится трижды сделать круг по развязке, прежде чем она решается съехать на трассу. В Лондоне ездят так медленно – словно ты в экипаже, запряженном лошадьми. От скорости на шоссе становится жутко; съехать на него – все равно что прыгнуть в глубокую воду. Анне так страшно, что она не может ненадолго остановиться, потому что боится, что потом ей не хватит смелости ехать дальше. «Поезжай вперед, – говорит она себе. – Просто поезжай вперед. Найди свою девочку».

Кажется, проходит вечность, прежде чем Анна съезжает с шоссе, и дороги становятся все уже и уже. Потом она видит лес, высокий, черный лес, стоящий вдали, и чуть не плачет. Она смеется, глядя на лес. Верхушки деревьев – словно крылья, готовые слететь вниз и подхватить ее. Боль в солнечном сплетении понемногу отпускает, Анна чувствует, что Руби все ближе и ближе. Сама мысль, что Анна ее оставила, кажется нелепой и дикой. Анна едет извилистой дорогой вверх по холму, и Северн, сверкающий на солнце, раскрывается перед ней вдали, как нож. Здесь все такое привычное и тихое, что вести машину не так страшно, и Анна останавливается и выходит, чтобы оглядеться, вдохнуть знакомый воздух со следами соли, дровяного дыма и земли. Начинает темнеть, Анна дрожит, ей внезапно становится очень одиноко. Она опускает глаза и видит на дороге свои босые ноги. Представляет себе комнату в Лондоне, остатки сыра в пергаментной бумаге на столе, не застеленную кровать, окно, покрытое снаружи пылью. Льюис еще, скорее всего, не вернулся домой. Въезд в лес манит Анну, но кажется, что он разбухает в сгущающихся сумерках, становясь ртом. У Анны бегут по затылку мурашки. В таком месте может жить Минотавр. Конечно, внезапно понимает она, это создание не привязано к одному месту, оно может перемещаться по тоннелям под землей. У него их, наверное, целая сеть. И темный ангел тоже, он движется над деревьями, но он также ничем не стеснен. Анна рывком открывает дверь машины и бросается внутрь, она должна найти Руби, прежде чем эти двое в конце концов встретятся и землю расколет огромная трещина. Невозможно и дальше держать их на расстоянии, у Анны нет на это сил.

Дорога входит в лес, и свет внезапно сменяется тьмой. Это крылья темного ангела раскрываются поперек дороги. Он уже был здесь, он все это время ждал. Чешуйчатые кончики крыла распахиваются шире, задевают деревья, и Анна принимает вбок, чтобы увернуться от них. Машина ходит ходуном у нее под руками, теряет управление. Анна давит на педали, ее ноги срываются и скользят по металлу, машина идет юзом. Черные листья крыла чиркают по ветровому стеклу, и Анна врезается в дерево.

Она чувствует только, что перевернулась, что съезжает вниз, в никуда. Дальше – ничего. Она будет вечно вращаться и вращаться, но одна мысль сохранится, словно единственная нота, навеки повисшая в воздухе. Найди свою малышку. Найди Руби.

Когда мама выходит из комнаты, рассказав свою историю до конца, воздух по-прежнему заряжен ее присутствием, будто в нем танцуют сотни крошечных кристалликов. Они проходят сквозь меня, меняя мое направление, как у ворса на бархате. Теперь я всегда буду смотреть в эту сторону.

Доктор Брэннон в последний раз заходит ко мне утром.

– Ты выглядишь иначе, – говорит он. – Как-то вдруг повзрослела.

Я киваю. Я понимаю, о чем он. Сама это чувствую.

Барбара вызвала такси, чтобы меня чуть позже забрали, все мои вещи уложены. Уже с шести утра уложены.

Доктор Брэннон дает мне свой телефон. Говорит, что обычно так не делает, но чувствует, что может мне понадобиться в какой-то момент. Ему понравилось со мной общаться, и он считает, что я в этой жизни очень многое смогу.

Никто мне раньше даже близко ничего такого не говорил.

– Спасибо, – произношу я, аккуратно убирая его номер в карман джинсов.

– И если решишь, что захочешь что-то сделать с родимым пятном, когда подрастешь, – у него опять появляется в глазах выражение, словно у него пальцы чешутся поэскпериментировать, – свяжись со мной. Мы тут болтаем, а в это время разрабатывают самые разные методы.

– Нет. – Я улыбаюсь и, чтобы смягчить сказанное, потому что получилось резковато, добавляю: – Спасибо.

– Что ж…

Он пожимает мне руку.

Когда он уходит, я еще какое-то время копаюсь, но потом приходят забирать постель, и мне говорят, что я могу подождать в комнате отдыха. Я бреду туда с сумкой, но там воняет, потому что туда приходят курить.

В конце концов я иду по коридору и сажусь под узкое окно. Вчера я пообещала Тому, что повидаюсь с Элизабет до отъезда, когда она придет его навестить. Я согласилась, но теперь мне так хочется и так страшно увидеть, как мелькнут за окном ее пылающие волосы, такие яркие на расстоянии. Я все вскакиваю и выглядываю в окно сверху – там стекло ровное, так что видно лучше. Но потом я понимаю, что мне легче, когда меня скрывает матовое стекло в нижней части окна. Я подтягиваю колени к груди, обнимаю их и жду, когда по стеклу запрыгает зеленая фигурка.

В итоге я ее так и не вижу. Сегодня один из дней, когда солнце садится невозможно рано, ощущение такое, что дня вовсе не было. Том приходит за мной в своем потрепанном пальто поверх полосатой пижамы и в незашнурованных ботинках. Мне вдруг кажется, что он одет для боя, будто вылез из окопа ночью во время какой-то страшной войны.