Он раздел женщину, на вид сорока – сорока пяти лет. Несколько лишних килограммов на бедрах и ягодицах совершенно не портили ее фигуру. Наоборот – женщина выглядела аппетитной. Мужчина почувствовал желание, и оно усиливалось по мере того, как он ставил ее на колени, связывая руки между расставленных ног. Рука случайно коснулась волос на лобке, и он понял, что не сможет совладать с собой. Мразь! Даже без сознания она соблазняла его. Щель, обрамленная черными волосками, будто ухмылялась, улыбалась своими розовыми влажными губами.

Он встал, чувствуя, как наливается в паху. Собственное возбужденное состояние раздражало. Он пнул стоящую на четвереньках женщину под зад. Она едва не упала: бревно, валяющееся поблизости, не дало. Он пнул еще раз. Ее ягодицы сексуально колыхнулись, вызвав горячую волну в нем.

Мужчина зарычал, достал нож и ударил женщину в промежность. Лезвие вошло точно в щель. Он ударил еще, слегка развернув нож. А потом еще. Женщина шевельнулась и слабо застонала. Живучая, мразь! Он обошел ее кругом, наступил на лицо и трижды ударил ножом в шею. Кровь вязкими струйками обдала его берцы. Он вернулся к ее заднице. Возбуждение не прошло даже, когда ее анус и вагина стали походить на кровавую нарезку. Тяжело дыша, он вонзил лезвие тесака еще раз между ягодиц. И еще. Два окровавленных холмика колыхнулись, призывая. И он кончил. Хозяйка мертва, а ее «булки» продолжают соблазнять. Что-то сомневаться он стал в том, что эти твари переродятся в нормальных людей. Его злило все – долгая игра, испачканные трусы, шлюха, возбуждающая его, даже будучи мертвой. Он хотел искромсать грязное тело, отрезать голову ее псу и запихнуть ее в эту продажную манду. Но вовремя вспомнил о пакете.

Он попытался развязать пакет, и это долго не получалось. Он занервничал. Надорвал пакет и вынул пачку петард. Хотел поджечь и воткнуть дешевке в изуродованную промежность, но подумал, что она неисправима и одна петарда явно не поможет. Весь пакет! Но дырка, куда он собирался все это вложить, была маловата. Он зарычал. Пнул тело, и оно завалилось на окровавленную траву. Женщина лежала в позе эмбриона, тихая, неподвижная, покорная… Но он не верил ей. Теперь он не верил никому. Эта мразь неисправима!

Он разрезал проволоку, стягивающую ноги и руки женщины, и откинул тело на спину. Черт! Она снова возбудила его. Теперь два холмика с сосками исполняли роль соблазнителей. Он хотел наброситься и искромсать грудь, а еще лучше отрезать и забросить куда подальше. Но надо было что-то сделать с пакетом.

Стараясь не смотреть на бледные полушария, он погладил женщину по животу… И воткнул в него окровавленное лезвие чуть выше пупка. Не вынимая из раны ножа, с усилием сделал глубокий разрез до лобка. Запах мочи и экскрементов ударил в нос.

– Вот оно, твое гнилое нутро, – прошептал он и попытался вложить пакет между внутренностей, от которых поднимался едва уловимый пар. – Оно у вас у всех одно и то же – дерьмовое.

Уложив пакет, он достал одну петарду. Она может затухнуть или взорвать не все боеприпасы. Нужно, чтоб наверняка. Достал ракету, поджег фитиль и сунул в пакет. Встал с колен и осмотрелся. Черт! Он же собирался сделать композицию. Прислушиваясь к шипению фитиля, он поднял все еще живого пса, подошел к выпотрошенному телу, быстро, двумя пинками, раскинул ноги женщины и положил сверху искалеченного дога.

– Вот теперь вы как дома, – сказал он и за пару секунд до начала представления вышел из кустов.

6

Аня стояла у магнитной доски. Перед ней висело фото могучего парня в обнимку со старухой. Тетрадь с записями Погорельцева лежала у нее на столе. Она пролистала ее раз пять, и с каждым разом она укреплялась в мысли, что это он – тот самый злодей.

Однако Ильин может разрушить ее стройную схему. Он ведь может выкинуть эту тетрадку и велеть забыть. Но Аня Рыжова чувствовала: разгадка – в этой белиберде с иностранными именами под названием «Я даю вам шанс». Маньяк-писатель.

Рыжова всмотрелась в лицо Погорельцева. Крупный нос, полные губы и маленькие глазки никак не вязались с понятием красоты. Даже мужской. Он еще и здоровый, как гиппопотам. Не спортивный, обрюзгший. Сто из ста чувствовал дефицит женского внимания с самого детства. Отсюда ненависть к женщинам? Ну а как же синие гробики? А это, наоборот – от излишнего внимания к своей персоне мужского пола. Таких рыхлотелых и висложопых всегда норовят зацепить те, кто поменьше да понаглее – лишь бы самоутвердиться. Как говорит Ильин: все наши беды родом из детства. Вот и надо копнуть детство этого переростка.

Она села за компьютер. Если у «гиппопотама» были приводы, то она узнает о них. Даже если он описал забор и получил за это административное наказание.

«Погорельцев Николай», – набрала Аня строчку в базе. Подождала, пока компьютер обработает информацию. И едва не закричала от радости, когда данные на него все-таки появились. Интересные данные.

Погорельцев Николай Васильевич, 82-го года рождения. Место рождения – Быково, Московская область.

В комнату вошел Леонов и, усевшись на свое место, вздохнул.

– Это вместо «здрасте»? – Аня подняла глаза от монитора.

– Ты знаешь, я делал это раз двадцать, наверное. И ни черта не привыкну!

– Да что делал-то?

Леонов умел заинтриговать.

– Казалось бы – вот труп, вот родня – всегда все одно и то же. Ан нет, горе у всех разное.

– Ты на опознании был?

Леонов кивнул.

– Горе многолико. И сообщив о смерти близкого, не знаешь, какое лицо увидишь.

– Да, хорошего мало.

– Что у тебя по тройному?

Аня обрадовалась возможности похвалиться своей находкой. Достала тетрадку и помахала над головой.

– Что это?

– Фактическое признание в убийствах.

Миша удивленно хмыкнул и взял тетрадку. Посмотрел на обложку, полистал. На некоторых страницах остановился и почитал. Внимательно рассмотрел пустые листы.

– Я что-то пропустил?

Он демонстративно снова осмотрел тетрадь…

– Ну, ты чего?! – Аня встала и подошла к Михаилу. – Вот же – гробики!

– Ты серьезно?

– Ну, ты что, не видишь? Это же гробики! Синие – мужские, красные – женские…

– А как тебе такой вариант: синие – старики, а красные – молодые?

Аня впервые засомневалась в собственной версии. Теперь она не казалась ей такой очевидной.

– Ну, как так? Они же совпадают по числу жертв…

Миша потряс тетрадкой.

– Ты вообще читала, что здесь написано?

– Ну да, – растерянно произнесла Аня. – Рукопись безграмотная и нелепая.

– Гробики на обложке действительно могут означать жертвы. Но жертвы эти – вымышленные и находятся исключительно в рамках данного произведения.

Аня села на стул. Желания спорить и докапываться не было вообще.