Но по приезде домой его ждали не только толпы италийцев – на стороне созданной против него коалиции, беспрестанно набиравшей силу, выступили и римские плебеи. Городской плебс, упорно сопротивлявшийся идее предоставления италийцам гражданства, отнюдь не прельщала мысль примкнуть к лагерю Цинны. Просто у него не было выбора. Вернувшись в Рим, Сулла наверняка не проявит себя столь благосклонно, как в прошлый раз. Убийство его друзей и разрушение владений гарантировало в наказание жестокий ответ. К тому времени в Италию уже просочились слухи о разграблении Афин. Опасаясь, что с ними обойдутся не лучше, городские плебеи приняли сторону Карбона, на тот момент занятого выстраиванием обороны Италии. Поэтому когда Сулла отплыл домой, Карбон сумел собрать войско численностью в 150 000 человек, мобилизовав богатства и ресурсы всей западной империи.

Годы правления в Риме позволили режиму Цинны расставить на ключевых постах по всей империи верных ему людей. Сципион Азиатский со своими двумя легионами по-прежнему стоял на македонской границе. Верный сторонник Цинны по имени Адриан обеспечивал контроль над Африкой, а потом приступил к мобилизации людей и налаживанию снабжения. Серторий обладал значительными связями в Цизальпинской Галлии, которые тоже можно было использовать для дела. В то же время остров Сицилия давно оказался в руках старого и стойкого приверженца популяров Гая Норбана. Став в 103 г. до н. э. трибуном, тот на пару с Сатурнином вдохновлял бунты, результатом которых стало изгнание Цепиона и Маллия. Пережив кровавую чистку 100 г. до н. э., он продолжил общественную карьеру, по всей вероятности избрался претором и получил назначение на Сицилию. Но вскоре после его прибытия вспыхнула Союзническая война и сенат продлил полномочия всех провинциальных чиновников. На посту Норбан оставался до самого ее окончания, а когда в Риме установился режим Цинны, с радостью принес ему клятву в верности. К весне 84 г. до н. э. Норбан правил Сицилией как минимум семь лет, держа в своих надежных руках неоценимые хлеб и человеческие ресурсы.

В роли джокера во всей этой истории выступал сын Помпея Страбона Гней Помпей, которому на тот момент исполнился двадцать один год. Для должности магистрата этот молодой человек, вошедший в историю как Помпей Великий, был еще слишком молод, но это не помешало ему после смерти отца зимой 87–86 гг. до н. э. стать главой семейства. Согласившись взять в свои руки власть, Помпей получил контроль над обширной сетью клиентов, созданной отцом на севере Италии, которую он, будучи гораздо популярнее отца, еще больше укрепил, благодаря своей амбициозной харизме. По словам Цицерона, Помпей «рожденный превосходить всех и во всем, снискал бы немалую славу, благодаря своему красноречию, если бы в погоне за ней не поддался ослеплению воинских подвигов»[280]. Едва достигнув совершеннолетия, Помпей уже обращал на себя внимание, поэтому добиться его лояльности каждая из противоборствующих сторон считала одним из своих высших приоритетов.

После года тщательной подготовки, возможной благодаря тому, что Сулла задержался в Азии, Карбон, наконец, провел новые консульские выборы. Вместо того, чтобы самому занять этот пост, он срежиссировал избрание в 83 г. до н. э. двух близких союзников режима: Сципиона Азиатского и Гая Норбана. Хотя этих двух человек порой изображают умеренными членами партии Цинны, в действительности они были самыми непримиримыми противниками Суллы и выбор пал на них как раз благодаря их способности вести гражданскую войну, не жаждая замирения, в отличие от увядших стариков из сената. Сам Карбон тем временем сложил с себя консульские полномочия и стал проконсулом Цизальпинской Галлии – благополучного региона на севере полуострова, располагающего значительными человеческими и материальными ресурсами. Превратившись из консула Рима в проконсула Цизальпинской Галлии, Карбон озарил тот самый путь, по которому за ним потом последуют Юлий Цезарь и Марк Антоний.

По окончании выборов Карбон уладил формальный вопрос, убедив сенат принять сенатусконсульт. Этот шаг наделил новых консулов неограниченной властью предпринимать любые необходимые шаги ради защиты государства, на которую претендовал не только Сулла, но и сторонники Цинны: «симпатии населения, скорее, склонялись в пользу консулов, ибо Сулла, выступивший против своей страны, действовал как враг, в то время как консулы хоть и преследовали собственные интересы, но все же радели за республику, пусть даже только для видимости». Когда Сципион Азиатский и Норбан вооружились особым решением сената, Италия превратилась для них в консульскую провинцию. Поскольку за ними была вся западная империя, в 83 г. до н. э. они вошли, высоко оценивая свои шансы похоронить Суллу вместе с его хвалеными легионами.

Тот по другую сторону тоже занимался приготовлениями. Урегулирование ситуации в Азии подразумевало не только восстановление римского господства: ему надо было получить в свое распоряжение все ее богатства. Собирая всю зиму подати, Сулла набил свои ларцы, и теперь мог позволить себе что угодно – какое судьба ни уготовила ему будущее. Кроме того, для доставки своего войска в Италию он построил флот из тысячи кораблей, а также наладил бесперебойное снабжение из Азии и Греции. Если сторонники Цинны задействовали все ресурсы запада, то он то же самое проделал с востоком.

Но если его враги уповали на волны новых рекрутов, то сам он рассчитывал на мощь своих пяти ветеранских легионов, следовавших за ним со времен Союзнической войны. Весной 83 г. до н. э. они представляли собой самую опытную и хорошо обученную армию во всем Средиземноморском регионе. Но из этого еще не следовало, что Сулла мог им безоговорочно доверять. Они уже так долго служили, снося все солдатские тяготы, что по возвращении в Италию вполне могли потребовать их демобилизовать. Однажды Сулла уже повел их на Рим и они за ним пошли. Но то, что они ему тогда подчинились, в значительной степени объяснялось жаждой славы и богатств, ждавших их на востоке. Пойдут ли они с ним на Рим сейчас, когда у них было уже и то и другое? Поэтому, готовясь к отплытию домой, он вырвал у своих людей клятву верно сражаться бок о бок с ним, пока он их не отпустит, – но сколько из них ее сдержат, сказать не мог.

Весной 83 г. до н. э. Сулла, наконец, пересек Адриатику и высадился в Италии. В порту Брундизий его ждало первое предвестие того, что все может получиться. Во время переговоров с сенатом он намекнул, что по возвращении примет гражданские и выборные права италийцев без дальнейших разговоров. И поэтому, оказавшись на месте, в продолжение темы заявил, что тем нечего бояться, потому как идею предоставить им в республике место он поддерживал точно так же, как и его враги. Жителей города эта новость привела в восторг, и любые ростки сопротивления ему тут же увяли. Вместо того, чтобы дать первый бой в долгом и трудном походе на Рим, Сулла вышел на Аппиеву дорогу, даже не выхватив из ножен меча.

Но помимо самого непосредственного влияния на ход гражданского конфликта, прибытие Суллы в Брундизий также ознаменовало собой окончание затянувшейся Союзнической войны между римлянами и италийцами. За последние пятьдесят лет вопрос предоставления последним гражданства неизменно представлял собой запретную тему римской политики. Вехами этого противостояния, своими корнями восходившего к аграрному закону Тиберия Гракха, стали законодательные инициативы Фульвия Флакка и Гая Гракха, возвышение Мария, революция Сатурнина, законопроект Красса и Сцеволы о выдворении италийцев из Рима, убийство Друза. Пятьдесят лет ожесточения и враждебности вылились в кровопролитную, разрушительную Союзническую войну, кульминацией которой стал захват Рима Цинной с помощью италийского войска. Маячившая на горизонте война с Суллой выглядела продолжением этого давнего конфликта. Выступи он в вопросе гражданства италийцев с враждебных позиций, лавина их сопротивления наверняка поглотила бы все его тренированные легионы. Но он, как тонкий политик, не собирался рисковать жизнью ради выдуманной чистоты римского гражданства. Заявив весной 83 г. до н. э. об отсутствии намерений выступать против гражданских и выборных прав италийцев, он закончил Союзническую войну. Независимо от того, кто выйдет победителем в предстоящем конфликте, италийцы войдут в состав республики на равных правах.