всего произошло, – стараясь скрыть дрожь в голосе, говорит Матильда. – Мне нужно время, чтобы все обдумать.

– Конечно, – мурлычет Эпинин. – Но до летнего солнцестояния и голосования осталось всего два дня. Так что думай быстрее.

Когда-то Матильда считала, что нет ничего ужаснее, чем выйти за человека, которого ей выберут. Считала, будто понимает, что значит чувствовать себя связанной. Но беспомощность, которую она ощущает сейчас, хуже пут, впивающихся в кожу. А самое ужасное, что она не знает, как выиграть в этой игре.

Маррен посмотрел на ведьму, стоявшую перед ним на коленях, и спросил, вернет ли она магию Источнику.

– Эта сила, – сказал он, – никогда не предназначалась тебе.

– Я не могу вернуть ее обратно. Она часть меня, – произнесла девушка.

И Маррен совершил свое чудо.

Его меч вспыхнул белым пламенем со всполохами яркой весенней зелени. Маррен воспользовался этим священным огнем, чтобы отсечь магию.

– Книга Эшамэйна Маррена, 2:5

Глава 24

Невозможно сдержаться

Мужчины, находящиеся рядом с Эйсой, спорят. Но из-за мешка на голове она не знает, кто они.

– Мы привели их сюда по приказу Красной Руки, – говорит один.

– Я не подчиняюсь Красной Руке, – огрызается второй. – Если это его пленницы, где он сам?

Эйса не видела Красную Руку перед лавкой. И не сопротивлялась, когда один из Caska натянул ей мешок на голову. Она чувствовала себя ужасно, произошедшее потрясло ее, так что у нее не осталось сил.

Спор мужчин стихает. Эйса пытается погрузиться в воспоминания о доме, но настойчивый шепот Джасинты возвращает ее в реальность.

– Если нас разлучат, – говорит она, сжав связанные руки Эйсы, – ничего им не говори. И не показывай…

– Молчать, ведьма, – приказывает мужской голос.

Джасинта замолкает. А Эйса, кажется, вообще ничего не чувствует.

«Борись, – твердит голос в голове. – Борись, Эйса». Но каждый раз, когда она пыталась дать отпор, ее магия превращалась в чудовище. Возможно, пришло время платить по счетам.

Их тянут вперед, шаги эхом отдаются от камня. Сквозь мешковину пробивается свет, но разглядеть что-то не получается. Двери со скрипом открываются, а затем закрываются. Каменный пол сменяется мягким ковром. В нос ударяет аромат благовоний, вырывая Эйсу из задумчивости. Здесь пахнет как в церкви на Иллане на день Эшамэйна. В голове всплывают слова отца Тоса, которые он твердил: «В руках смертных магия становится пороком и постепенно разъедает, как яд». Она настоящий яд. Хотя Виллан сказал, что это неправда. Ей очень хочется верить ему. Но тогда почему она убила того Caska? Эйса не перестает вспоминать, как он колотит по воздушной стене кулаками. Но его уже не спасти. Как и ее душу. Слишком поздно.

Они останавливаются. Здесь свет ярче, а воздух чище. Кто-то ведет приглушенный разговор, прерываемый шуршанием ткани. Тошнота, скручивающая Эйсу, прошла. Куда бы их ни привели, здесь не жгут ведьмин яд. Может, они не в логове Огненных клинков.

– Снимите с них мешки, – наконец произносит низкий и звучный мужской голос. – Дайте взглянуть на них.

Их лица открывают. Эйса моргает от яркого света. Солнечные лучи льются с потолка, заливая все золотистым сиянием и мешая разглядеть хоть что-то. Медленно вырисовывается сводчатый потолок с окнами из бесцветного стекла. В Симте только в одном месте не окрашивают стекло, чтобы боги могли ясно видеть сквозь них. От осознания, куда она попала, сердце сжимается и пропускает удар.

Эйса смотрит на расставленные перед ними в ряд стулья, на которых сидят мужчины в пурпурных одеяниях. Тот, что находится посередине, примерно одного возраста с ее бабушкой, а его одежда чуть светлее, чем у остальных. Золотой посох, который он сжимает в руках, блестит в солнечном свете. У нее перехватывает дыхание. Она знает, что это за посох. Правда, только по проповедям и описаниям. Однажды один мужчина использовал его, чтобы сотворить чудо и умереть, став богом.

– Преклоните колени перед понтификом, – произносит кто-то нараспев.

Эйса падает на колени. А Джасинта опускается только после тычка смотрителя. Несколько из них опустились на колени, стоя по периметру комнаты, и прижимают кулаки к перевернутым чашам, нашитым на их форму. На поясах у них поблескивает оружие. Парней из Caska, которые притащили их сюда, нигде не видно.

– Что ж, – говорит понтифик. – Похоже, Красная Рука наконец-то привел к нам ведьм.

Смотрители начинают шептаться. А мужчина, сидящий рядом с понтификом, что-то говорит ему на ухо. Видимо, это Братия, его советники. Их взгляды, обращенные на нее, подобны дюжине раскаленных мечей.

– Понтифик, пожалуйста, – дрожащим голосом говорит Джасинта. Она такая же прекрасная актриса, как Матильда. – Мы ходили за покупками и оказались у лавки алхимика, когда вспыхнул пожар. Там собралось столько людей, а какие-то парни схватили нас. Мы ничего не знаем о ведьмах.

– Помни, где ты находишься, дитя, – говорит понтифик, указывая на прозрачные стекла. – И что боги наблюдают за нами.

Но Джасинта не отступает.

– Это ужасная ошибка. Клянусь вам.

Понтифик переводит холодный оценивающий взгляд на Эйсу. Но она не поднимает глаз от ковра, пока он не подходит к ней. Затаив дыхание, она ждет его осуждающих слов. Этот человек говорит с богами… говорит от имени всех людей.

На удивление нежные пальцы касаются ее подбородка.

– Не прячь лицо, дитя.

Его голос удивляет. Он теплый… почти отеческий. Его морщинистое лицо и лысую голову окружает ореолом яркий свет.

– Ты в доме богов, – продолжает он. – И здесь они видят все.

Что-то сжимается в груди Эйсы.

– Но здесь ты также можешь очиститься от грехов. Разве ты не хочешь этого?

Он говорит те же слова, что произносил отец Тос, когда она исповедовалась в грехах в их церкви. Но проступки, в которых она признавалась раньше, теперь кажутся незначительными. Они были вызваны жаждой получить то, что есть у других, жаждой, которой она не могла подобрать названия. Но с тех пор ее грехи стали столь же необъятны, как океан. Эйса боится, что уже никогда не очистится от них.

– Ну, же, дитя, – просит понтифик, снова касаясь ее подбородка. – Скажи мне правду. Ты украла силу Источника?

Матильда бы стала лукавить. А Сейер вообще отказалась говорить. Но Эйсу учили почитать служителей церкви, говорящих от имени богов. И, несомненно, признание облегчит ей душу.

– Я просила богов забрать ее обратно, – шепчет она. – Но она просто… там. Внутри меня.

Мужчины напрягаются, а комнату наполняют шепотки. Джасинта бросает на нее взгляд, призывающий молчать, но Эйса продолжает говорить:

– Я никому не хотела навредить. – Слеза скатывается по ее щеке. – Думала, что смогу контролировать ее.

Она надеялась, что сможет использовать магию во благо.

– Это не твоя вина. – Голос понтифика сладкий, словно перезревший фрукт, который вот-вот начнет гнить. – Ты женщина, и тобой руководят эмоции. Конечно, тебе бы не удалось ее контролировать. Это священная сила, которую тебе не сдержать.

Щеки Эйсы вспыхивают от стыда.

– Ты поступила правильно, – продолжает он, и его темные глаза загораются. – Но боги еще могут