в смокинги ашеры то и дело вскидывали правую руку в белой перчатке так слаженно, как будто были военными (при этом левую руку они почему-то держали за спиной). Кларенс улыбнулся. В церквях для черных даже указание мест превращается в вид искусства. Один из ашеров, подхватив Жениву под локоть, посадил ее на свободное место. Кларенс был уверен, что Жениве церковь Дэни уже пришлась по вкусу. О себе он этого сказать не мог. Кларенс занял место рядом с Женивой, по другую руку от него сели отец, сын, дочь, Селесте и насупившийся Тай.

Они со всех сторон были окружены пожилыми женщинами в белых шляпках. Кларенсу бросились в глаза руки какой-

224

то старушки, которая сидела через два ряда от него. Они были огрубелые и мозолистые — наверное, от многолетнего сбора хлопка и выполнения другой мужской, работы. При взгляде на них Кларенс вспомнил руки мамы. Наверное, на ее коленях тоже были мозоли от ползания по полу со щеткой и из-за молитв о детях.

По всей аудитории, вмещающей четыреста человек, можно было увидеть десятки шляпок в африканском стиле. Повсюду были косички — некоторые с вплетенными в них разноцветными баретками. Море ямайских причесок. На сцену поднялся хор, одетый в ярко-красные мантии с желтыми вставками на широких рукавах. Он выглядел совершенно по-африкански, раскачиваясь, хлопая в ладоши и распевая «Благодарю Тебя за кровь». Плечи поющих сотрясались, как будто в поклонении принимали участие не только их губы, но и все тело. Голоса проникали во все уголки и щели вокального диапазона. Кларенс был уверен, что этот же хор мог спеть эту же песню сотни раз, ни разу не повторившись в манере исполнения.

Группа запела «а капелла»: «Эта кровь, что укрепляет меня день ото дня, никогда не лишится своей силы». Они пели непринужденно, не сдерживая чувств.

Пение, подчеркивая суть слов, не утихало. Каждая песня оставляла впечатление, что поющим не хочется останавливаться. Солирующие партии — баритона и сопрано — были великолепны. Подобно волнам, которые то накатываются, то вновь отступают в огромный океан, солисты передавали мысль, что именно океан, а не волны являются самым важным.

Некоторые руки были высоко подняты, но не все, что Кларенс принял с большим облегчением, поскольку не любил поднимать руки. Все раскачивали головами, у многих были закрыты глаза. Солирующий запел: «Силен наш Бог. Силен наш Царь. Силен Господь, наш Властелин». Пропев до конца, эту песню запевали вновь — и так не меньше десяти минут.

Пастор Клэнси поднялся со своего места на сцене. «На этой неделе школа Джефферсона опубликовала список учеников, получивших наивысшие балы по результатам весенних экзаменов. Среди пятидесяти лучших — четырнадцать из нашей церкви!»

Помещение наполнилось аплодисментами, возгласами «слава Богу», восклицаниями и поздравлениями. Зачитывая имена отличников, пастор просил их встать, и каждого приветствовали продолжительными овациями.

225

На сцену поднялся какой-то мужчина, который представился как Джереми, — один из дьяконов.

— Анжела Мэри, как твоя мама? Лучше? Это хорошо. Карина Элизабет, как дела с твоей спиной? Улучшаются? Мы будем продолжать молиться о тебе, сестра. А теперь, у кого-нибудь есть сегодня слово к народу Божьему?

Поднялся один брат.

— Я хочу воздать славу Богу за то, что получил работу в хозяйственном магазине «Настоящий». Уже завтра я приступаю к работе.

— Аллилуйя. Разве это не прекрасная новость? Брат Генри, помолись сейчас за брата Джимми.

— Боже, мы приносим пред Тобой Джимми. Эта работа

— реальный ответ на молитву. Помоги ему быть хорошим работником, чтобы он все делал как для Тебя. Помоги ему обеспечивать семью. Помоги ему быть сильным свидетелем на работе. Благодарим, Господь. Благодарим, Всемогущий Бог. Благодарим, Иисус.

«Аминь», «Аллилуйя», «Да, Господь», «Спасибо, Иисус».

— Кто следующий?

Поднялся еще один мужчина с коротким свидетельством о своем избавлении от наркотиков и о том, как он вернулся к жене и детям и теперь посещает мужское служение в «Авен-Езере». Еще один взрыв аплодисментов, и Кларенс понял, что хлопает сильнее, чем мог от себя ожидать.

— Бенсоны пришли? — спросил пастор Клэнси. — Дарнелл и Мэри, вы принесли ребенка, так? И как вы назвали своего малыша? Случайно, не Кайро Клэнси? — Смех в зале. — Нет? Кевин. Тоже неплохо. Давайте помолимся о Кевине.

— Господь, мы приносим Кевина пред Тобой. Дорогой Иисус, помоги ему с самого детства стать благочестивым юношей,

— просьбу встретили хором «аминь» и «да, Господь». — Помоги сестре Мэри быть такой мамой, какой она должна быть, — еще один хор «аминь». — Помоги, дорогой Господь, брату Дарнеллу быть духовным лидером и укрепи их семью.

Он наблюдал, как пастор Клэнси беспокойно ерзает. Этот парень был готов произнести проповедь. Как только хор закончил песню, он сразу же вскочил и громко сказал в микрофон.

— Вы любите Иисуса сегодня?

— Да, — ответили в унисон сотни голосов.

— Спрошу по-другому. Вы любите Иисуса сегодня?

226

— Да! — ответил зал еще громче.

— Опять изменю ударение. Вы любите Иисуса сегодня?

«Да!»

Кайро Клэнси расхаживал взад-вперёд по сцене. Его речь, неторопливая и размеренная в начале, постепенно становилась все более энергичной.

— Люди, что с вами? После такого прекрасного поклонения некоторые из вас выглядят так, как будто были крещены в уксусе, — смех. — Знаете, что не дает мне покоя?

— Что, пастор?

— Это богословие процветания, это Евангелие здоровья и богатства. Расскажу вам одну историю. Однажды я спросил у Господа: «Что для Тебя миллион лет?» Он ответил: «Это для Меня всего лишь миг, сын». Тогда я спросил: «А что для Тебя миллион долларов?» Он сказал: «Это для меня всего лишь цент, сын». Тогда я сказал: «Хорошо, Господь, может, Ты мне даешь миллион долларов?», «Конечно, сын, — ответил мне Господь,

— но только подожди всего лишь миг».

Собрание взорвалось хохотом — тем мгновенным спонтанным смехом, который возникает, когда люди хотят смеяться и только ожидают подходящего момента.

Кларенс рос в черных церквях, и потому