просто "да", которое по её мнению должно быть угаданным влюблённым человеком. Но он не угадал и наивно произнёс вопросительные слова:

– Но почему?

Нет, Андрей не спрашивал. Его голос просил и умолял, но не спрашивал.

– Нельзя и всё, – коротко и резко ответила Настенька. – Я ведь даже не знаю, как тебя зовут… Но это мне и не надо, – добавила она быстро, заметив, что парень отрыл рот, собираясь ответить. – Я очень признательна тебе за ласки и этого достаточно. Вообще-то у меня была мысль тебя погубить, но теперь понимаю, что это было бы большим преступлением. Не надо. Иди уже. Я тоже устала. – И Настенька закрыла глаза.

Но Андрей, который до сих пор не мог поверить своему счастью, что он видит у своих ног такую красивую девушку обнажённой и при свете дня, чего никогда не случалась с женой даже в период медового месяца, ибо она всегда просила выключать свет, не в состоянии был так легко отказаться от неожиданного счастья.

– Любовь моя, а мне кажется, я тебя знаю тысячи лет, хоть ты тоже не говорила, как тебя зовут. Но я хочу это знать. Хочу быть с тобой и не уезжать. Хочешь, я кровью распишусь, что готов жениться на тебе?

Произнося эти слова, Андрей опустился снова на колени у груди Настеньки и, поцеловав её между холмами, продолжал:

– Меня зовут Андрей. Как ты могла заметить по кольцу на правой руке, я женат, но в конце-концов это не важно. Я никогда не видел таких прекрасных девушек как ты. И я хочу быть с тобой и только с тобой. Меня посылают сейчас в Пакистан на работу, но я могу отказаться. Это всё ничто по сравнению с тобой. Я…

– Стоп-стоп-стоп, – остановила поток сыпавшихся слов Настенька. – Как это ты говоришь "неважно, что ты женат"? Это важно твоей жене, детям и тебе самому. Тебя посылают на хорошую работу, о которой ты, наверное, мечтал. Это тоже важно. А то, что ты думаешь, будто знал меня тысячи лет, так это вовсе не так, ибо к твоему сведению я замужем, что тоже имеет значение.

Почему Настенька отказывалась от начатой ею же самой игры, её тоже удивляло. Казалось бы всё шло по плану. Она ненавидела мужчин и мстила тем, что завлекала собой, и во время любовных игр заражала спидом ничего не подозревающего любителя запретного плода любви на стороне. Правда, до этого момента она имела дела лишь с иностранцами, с которых сначала к их удивлению не брала денег и не давала своего адреса для переписки, пока третий такой любовник не высказал догадку, что она не филантроп, а сотрудница КГБ, о чём Настенька не могла и подумать. Тогда она стала брать деньги, не устанавливая таксу, а по принципу Up to you, то есть сколько хотите.

Вторично она ни с кем не встречалась, да и происходило это не так уж часто. Сегодня, например, она возвращалась со своего вояжа ни с чем, ни капли не сожалея об этом, и тут встретилась с этим Андреем и хотела просто поиграть впервые со своим советским человеком. А он оказался таким красивым да горячим, что так и хотелось плюнуть на всё и отдаться на волю случая в его сильные руки. Она ведь тоже впервые почувствовала настоящую ласку ошалевшего от счастья человека.

Ей вспомнилась потрясшая её новелла Стефана Цвейга "Амок". Нечто подобное она ощущала сейчас с Андреем. Но вдруг ей стало жаль его. Она подумала, как он будет проклинать её, узнав о болезни, да и вообще как можно подвергать его тем же страданиям, что ожидают её. Она успела прочитать много статей о СПИДе и, не смотря на всю разбросанность и противоречивость мнений учёных об этой болезни, поняла, что ожидает её не просто неприятная штука, а очень страшная. Не хотелось, чтобы это произошло и с ним, неожиданным, но почему-то очень приятным любовником, и потому решительно отказалась продолжать игру.

Но так не думал Андрей. Она услыхала звук расстёгивающегося ремня, сразу же раскрыла глаза и, приподнявшись, схватила Андрея за обе руки:

– Не надо, прошу тебя. Уверяю, что для тебя это очень плохо может закончиться. Я верю, что ты хороший человек и потому не могу портить тебе жизнь. Не заставляй меня признаваться во всём, пойми – это очень трудно.

– Послушай, я не знаю, как тебя зовут. Это какой-то кошмар. Не могу с тобой так разговаривать. Скажи, пожалуйста.

Его руки лежали в её руках на её груди, поднимавшейся и опускавшейся от волнения подобно мехам огнедышащего горна.

– Ну ладно, меня зовут Настя, но всё равно ничего больше не проси. Иди, пожалуйста. Не мучь меня.

– Настенька, лапушка, – взмолился Андрей, – теперь ты мне поверь, что за всю жизнь я не испытывал большего счастья, чем вот здесь с тобой. И пусть я даже завтра умру, но сегодня хочу быть с тобой. Пусть будет хоть одно счастливое мгновение в короткой жизни, чем ни одного в длинной.

– Прямо афоризмами заговорил. Но я, представь себе, тоже думаю, что лучше короткая, но счастливая жизнь, чем длинная и несчастная. Только ты так думаешь потому, что сейчас тебя сжигает страсть, а завтра ты будешь думать совсем иначе.

– Нет, Настенька, нет и тысячи раз нет. Если бы ты знала, как я несчастен у себя…

– Ну нет, этого я вообще не терплю, – оборвала его Настенька. – Не надо мне говорить какая плохая у тебя жена и так далее. Это все говорят.

– Да я не собираюсь её ругать. Человек то она не плохой как раз, но не понимает и не любит любовь, а ведь это половина жизни, которая влияет и на всю остальную деятельность человека. Вот в чём трагедия.

– Так найди себе любовниц.

Не нужны мне любовницы, Настенька. Я о них и не думал никогда. Я хотел всегда встретить любовь. И впервые я вижу того, без кого больше не смогу.

С некоторым усилием освободив руки, Андрей принялся снова целовать Настеньку. Грудь её стала вздыматься и опускаться ещё чаще и, наконец, не выдержав напряжения (ведь тоже не машина), она произнесла тихо:

– Хорошо. Давай я тебя сама раздену. Судьба меня и так покарала, так пусть хоть это будет наградой. А ты, может, ещё и выкрутишься, в чём я сильно сомневаюсь.

Она поднялась с постели, подхватила его под руки, поднимая с колен, и сняла пиджак, говоря с улыбкой:

– В такую-то жару и в костюме. Упарился ж,