детстве в Испании, услышать скупые воспоминания об отце, о том, как мы с матерью пережили все эти годы без мужа и отца. Я объяснила, что отец часто присылал нам деньги, к тому же матери досталось небольшое наследство от дедушки, который торговал тканями. Еще я рассказала Мартину о своей бабушке – Марии Пурификасьон Гарсиа – и о том, как она в 1847 году изобрела машину-ростер для какао-бобов, которую также можно использовать и для обжарки кофейных зерен. Мартин в высшей степени заинтересовался этим изобретением. Даже раздобыл у бармена авторучку и чернила и попросил меня нарисовать приспособление на салфетке.

– И где эта машина сейчас? – спросил он, когда я изобразила на бумаге бабушкин ростер и объяснила, как он работает.

– Оставила у своей бывшей помощницы, ла Кордобезы. Это единственная вещь, что у меня осталась в Испании.

На что Мартин горячо посоветовал мне потребовать ее прислать, «как только все закончится». Это был единственный раз, когда он упомянул о моей неясной и рискованной ситуации.

После того как мы прикончили еще целую бутылку aguardiente, Мартин захотел узнать и о моем муже. Я расслабила узел галстука.

– Моя мать с детства дружила с его матерью. Так что наш брак с Кристобалем произошел по их давнему сговору.

– А ты его любила?

– Ну, конечно, любила. Хотя, как мне кажется, я никогда не была в него влюблена. – Я покрутила в руке стакан с алкоголем, вспоминая. – Мы с Кристобалем уже многие годы видели друг друга, но, как полагается, меня ему представили на чаепитии в доме его матери, когда он только-только окончил Севильский университет. Мне было всего девятнадцать лет, и это был единственный человек в моем окружении с университетской степенью. На меня произвели впечатление и его образование, и приятная внешность, но у меня на самом деле даже не было времени узнать Кристобаля получше. Из наших случайных встреч я составила мнение, что он человек добрый и спокойный, и это мне в нем понравилось. Мне необходимо было чье-то уравновешивающее присутствие в ту пору, когда я ходила все время злая и раздраженная и единственным моим желанием было попасть на ближайший корабль, что отвезет меня к отцу. Но мама всякий раз начинала кричать, что это случится «только через ее труп». И по иронии судьбы, именно так оно и вышло, – добавила я, до дна осушив свой стакан. – Мне всегда казалось, что главной причиной того, что она выбрала мне в мужья Кристобаля, было ее желание удержать меня в Испании.

– Ты когда-нибудь сожалела, что вышла за него замуж?

– Да не сказала бы. Мы хорошо с ним жили. Когда мы только поженились, Кристобаль работал школьным учителем, а по выходным подрабатывал в книжной лавке своего отца. Но все решительно переменилось, когда его отец умер и я уговорила Кристобаля переделать книжный магазин в шоколадное кафе.

– То есть это была целиком твоя идея.

Я кивнула.

– Он готов был на все, лишь бы мне было хорошо. Как я могла сожалеть, что живу с таким человеком!

К большой моей досаде, глаза вдруг наполнились слезами. Я и так-то не привыкла плакать на людях. А теперь – и того хуже – готова была разреветься перед Мартином. Я поскорее утерла слезы салфеткой, оглядываясь украдкой, не наблюдает ли кто за нами.

– Если бы я не уболтала его сюда поехать, – продолжила я, – он и сейчас был бы жив.

– Кто знает. Останься вы в Испании, столько всего иного могло произойти. Он мог бы поскользнуться в ванне и разбить себе голову, мог неудачно скатиться по ступеням или же подхватить чахотку. Никогда не знаешь, что случится. И это не означает, что не следует стремиться за мечтой, боясь, что может произойти что-то худое. Ты поступила правильно. Ты последовала зову своего сердца, а он всегда мог бы ответить «нет».

Мне показалось, Мартин готов был взять меня за руку, чтобы утешить, однако он даже не шевельнулся. Лишь устремил на меня долгий открытый взгляд, и по его глазам, таким выразительным и искренним, было совершенно ясно, что он не имел ни малейшего отношения к замыслу меня убрать.

Я прижала ладонь к своей разгоряченной щеке.

– Расскажи-ка мне теперь о своем шоколадном кафе, – попросил Мартин.

И я поведала ему, как бабушка с великим терпением и целеустремленностью учила меня изготавливать шоколад; как я усовершенствовала некоторые ее рецепты и стала с успехом использовать в своем кафе; как я отделала свое заведение и даже обустроила в тылу его уборную для посетителей. Время от времени наши с Мартином руки случайно соприкасались, и я отдергивала ладони, словно его пальцы были языками пламени. Как ни приятно было мне столь близкое его присутствие, мне требовалось поддерживать свой образ и необходимую репутацию. Равно как, впрочем, и ему.

– А чем ты занималась, чтобы отвести душу? Какие у тебя были развлечения? – спросил Мартин.

– Развлечения? – не поняла я. – Что ты имеешь в виду?

– Ну, чем еще ты занималась, кроме работы?

Я на мгновение задумалась.

– Знаешь, работа и была для меня развлечением. Я занималась любимым делом.

– Это да, но ведь в жизни есть много чего, помимо работы, сколько бы удовольствия она тебе ни доставляла. Верно?

Я сложила салфетку с моим рисунком в крохотный квадратик.

– А чем ты занимаешься развлечения ради?

– Ну, ты уже понаблюдала, как я живу. Я хожу вот сюда, пропустить стаканчик, иногда рыбачу, время от времени отправляюсь в долгие пешие прогулки. Еще я читаю.

Я недоверчиво приподняла бровь.

– Ну да, читаю, – сверкнул он поистине обезоруживающей улыбкой.

– А еще встречаешься с бесчисленными дамами.

Тут он вдруг сделался серьезным.

– Я б так не сказал, Пури. Пожалуй, я малость преувеличил свои любовные достижения – просто чтобы тебя проверить. Еще когда я точно не знал, что ты…

– Включая и этих дамочек? – указала я подбородком на дверь, через которую только что прошли проститутки.

– Включая и этих дамочек.

– Ты не расскажешь мне о своей семье?

Мартин отстранился к спинке стула.

– Думаю, нам пора отсюда двигать. Здесь скоро будут закрываться.

Я начала уже предполагать, что вовсе не случайно Мартин всякий раз старается улизнуть от разговора о своем прошлом.

* * *

Мартин предложил подвезти меня до асьенды, но я сочла, что это будет выглядеть довольно странно, если двое мужчин поедут на лошади верхом.

– Никто же не увидит, – возразил он.

– Нет, я лучше вернусь вместе с сестрами, – сказала я немного заплетающимся языком.

– Да они, скорее всего, уже уехали. Уже час ночи.