Поездка на Черную речку, осмотр квартиры, что освободил, наконец-то работник обкома, заняли у меня три часа.

Осматривая квартиру в доме постройки середины шестидесятых годов, я поражалась тому, как можно за десять лет загадить жилище. А ведь тут жили не люмпены. Обитали в ней вполне приличные люди. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят, и я, вернувшись в Смольный, дала согласие на заселение.

Стоя на трибуне рядом Народным артистом с одной стороны и Героем Социалистического Труда с другой, наблюдая прохождение войск, под моросящим дождем, я мечтала выпить горячего чаю, а потом и сто граммов водки, съесть большой бутерброд с колбасой, что нам выдали в праздничном наборе, и завалиться в постель.

– Красиво идут, – сказал хорошо поставленным голосом Народный артист. – Вы не знаете, им после парада сто наркомовских наливают?

Так как в этот момент Герой труда был занят беседой с женщиной, что стояла позади, я этот вопрос приняла на свой счет.

– Я бы налила, и сама бы выпила.

– Полностью с Вами согласен. Вы коньяк пьете?

– Вообще-то, я предпочитаю водку, но в моем положении глупо капризничать.

– Это справедливо. Предлагаю, пока не началась демонстрация, пройти за трибуну.

Не мы одни приняли такое же решение.

В небольшом отдалении я заметила своего начальника в окружении коллег. Все мы люди.

– За нас, – произнес Народный артист и артистически влил коньяк себе в рот.

– За нас, за девушек? – не упустила я возможности съязвить.

– В какой труппе изволите лицедействовать? Из молодых? Из провинции? – посыпались вопросы. – Что-то я Вас не припомню.

– Последний раз выступала, стоя на табурете в городе Мариуполь в 1961 году.

– О! – артист и тут артист. – У Вас большой опыт. Но у меня стаж побольше.

– Вы шутник.

– Так говорит и моя жена.

Мы выпили ещё.

– Она говорит, что я и женился в шутку. Пошутили мы с ней, и в результате двое детей.

Я бы и дальше слушала Народного артиста, но меня заметил Николай Михайлович Потапов, и я поспешила вернуться на трибуну. Глашатай в это время провозглашал здравицу: «Да здравствует наша молодежь!»

– Это не о нас, – мрачно сказал артист. – Я, пожалуй, уйду. Что-то голова разболелась.

– А Вас не выпустят за ограждение до окончания демонстрации.

– Выпустят, если Вы мне подыграете.

– Как это?

– Мизансцена такая: Вы медсестра, я человек, которому стало плохо. Вы сопровождаете меня. Ясно?

– Вы артист. Вам легко, а как я буду выглядеть?

– Вам и делать ничего не надо. Я все сам изображу. Зря, что ли, мне Народного артиста дали?

Прав Народный артист: зазря это звание у нас не дадут. Молодцы и милиционеры, что были поставлены, чтобы не впущать и не выпущать, поверили, что Народному артисту стало очень плохо и что я медсестра – откуда только я взялась, – и выпустили нас за оцепление. Мы вышли на Дворцовую набережную в том месте, где служебные черные «волги» стояли шеренгой в ожидании своих пассажиров.

Держу под руку артиста, идем мимо машин, и тут черт меня дернул:

– Вам, товарищ артист, куда надо?

– Мне, милое создание, надо сейчас в ресторан при Доме Актера. Мои запасы исчерпаны.

– Стойте тут и продолжайте изображать больного.

– А Вы куда?

– Стойте, я сказала. – Он остановился.

Подхожу к одной из «волг».

– Товарищ водитель, Народному артисту – видите, он стоит у стены – стало плохо с сердцем. Я его личная медсестра. Если я не сделаю ему укол через тридцать минут, он умрет.

– Чего от меня тебе надо? – Это «тебе» я ему прощаю.

– Надо, чтобы Вы отвезли нас туда, куда мне надо.

– С ума сошла. Ты знаешь, кого я вожу?

– Знаю, – вру я. – Но до конца демонстрации много времени, а на вашей машине мы обернемся быстро.

– Не могу, – так он говорит, но вижу: он колеблется. Народный артист так не играл даже на сцене.

– Умрет тут, и что мы с Вами будем делать? – верный прием: приобщить человека к своим проблемам.

– Тащи его.

– Если вы в машине неожиданно выздоровеете, я сама вас придушу.

– Вы настоящая актриса. Обязательно похлопочу за вас у нашего мэтра.

До дома № 86 на Невском проспекте машина с номерами обкома партии довезла нас за десять минут, и все эти десять минут мой подопечный играл больного.

В ресторан я с ним не пошла, и не потому что постеснялась: меня дома ждала Антонина с Мигелем и мой Толик.

Дома меня не ждали так быстро. Мало того, что я раньше времени ушла с трибуны, до дома меня довез все тот же водитель черной «волги», персональной машины одного из секретарей обкома КПСС.

Ждали, не ждали, а были рады. Это моя семья. Какая бы ни была, а семья.

Антонина расстаралась, стол был великолепен. Мы выпили за праздник, я рассказала о своем приключении. Мигель никак не мог понять, как можно пить коньяк на улице, под дождем и без закуски.

– У нас на острове пьют в основном ром, а если коньяк, то из специальных бокалов и где-нибудь под крышей, хотя у нас климат лучше вашего.

Потом пили исключительно за нас: за мой переезд, за скорое бракосочетание русской женщины и кубинца, за то, чтобы у них все было ладно.

Праздники имеют обыкновение заканчиваться быстро. О буднях рассказывать скучно. Я готовлю разные справки, пишу письма в различные организации. Иногда выезжаю «на место». Партийная работа определенно не по мне. Товарищ Потапов ко мне претензий не имеет, но я собой недовольна. Где мой прежний задор? Я как будто потонула в бумагах. Понятно, что в любом деле документ играет важную роль. Но тут эти бумажки настолько далеки от реальных забот людей, что иногда кажется, что тут, в Смольном, живут своей, оторванной от настоящих забот и тревог людей, жизнью.

В декабре я была включена в группу по обработке предложений и замечаний в проект конституции. Я была удивлена, когда узнала, что над проектом нового основного закона страны в Москве начали трудиться ещё в 1962 году. Точнее, 25 апреля 1962 года Верховный Совет СССР постановил выработать проект новой Конституции СССР и создал Конституционную комиссию в составе 97 человек. Председателем Конституционной комиссии был назначен Н.С.Хрущев.

Не могла представить, что столь важный документ можно подготовить так скоро, но вот что я прочла: 15 июня 1962 года на заседании Конституционной комиссии были обсуждены основные задачи по подготовке проекта новой Конституции и образовано 9 подкомиссий, а уже в августе Конституционная комиссия завершила разработку проекта Конституции СССР и пояснительной записки к нему. Этот проект состоял из 276 статей. Однако в дальнейшем он подвергся серьёзной переработке и в первоначальном виде утверждён не был.