Гонец от послов принес английскому королю известие, что 12 июля кардинал Пьер, который незадолго до этого был избран епископом Мё и стремился угодить Людовику VII, решил наконец выполнить приказ папы. Кардинал не обратил никакого внимания на требования Генриха II и объявил, что если он не позволит Ричарду без промедления жениться на Алисе или вернуть ее отцу, то он наложит интердикт на все его владения по обе стороны от Ла-Манша.

Получив это известие, Генрих II решил посоветоваться с архиепископом Ричардом и «другими мудрыми людьми своего королевства, которые присутствовали» на совете. Они предложили ему обычный при таких обстоятельствах курс – обратиться к папе. После этого прелаты «отдали короля, самих себя и все Английское королевство под защиту господина папы и написали ему письмо». Это позволяло получить по крайней мере годовую отсрочку, во время которой король Англии мог придумать новые отговорки.

Пока король был занят своими делами, папа и император Фридрих Барбаросса вели переговоры о мире и ликвидации раскола. 29 мая 1176 года войска Фридриха были разгромлены в битве при Леньяно армией Ломбардской лиги, и он запросил мира. Длительные переговоры закончились 24 июля 1177 года. Послы папы освободили императора от церковного отлучения, а Фридрих и его епископы отказались от поддержки антипапы Каликста и признали Александра III истинным папой. Так был ликвидирован раскол в церкви[333].

17 августа Генрих в сопровождении своего сына Джефри отплыл из Англии в Нормандию. Не успев ступить на землю Франции, он послал Джефри «сражаться со своими врагами в Бретани». Молодой Генрих и Ричард встретили отца «с большой радостью и почестями»[334] и отправились с ним в Руан. 21 сентября, в присутствии кардинала Пьера и многих епископов и баронов, Генрих II встретился в Нонанкуре с Людовиком VII. Среди прелатов был и Джон Солсберийский, избранный в прошлом году шартрским епископом. Генрих II удивил всех, легко согласившись на брак Ричарда и Алисы, но назвать день свадьбы решительно отказался. Какими аргументами удалось ему убедить недоверчивого Людовика VII, мы не знаем; по крайней мере, он совершенно сбил его с толку, уговорив отправиться вместе с ним в Крестовый поход.

«Пусть все люди, те, что присутствуют здесь, и те, что придут позже, знают, что я, Людовик, милостью Божьей король Франции, и я, Генрих, той же самой милостью король Англии, хотим, чтобы стало известно всем, кто присутствует и кто придет, что мы, по Божьему велению, обещали и поклялись, что поступим вместе на службу христианству и примем крест и отправимся в Иерусалим, как гласит соглашение, касающееся принятия креста, которое мы подписали.

Мы желаем, чтобы всем людям было известно, что мы стали друзьями и желаем оставаться ими и впредь и что каждый из нас будет изо всех сил защищать жизнь, тело и земную честь другого против всех людей. И если кто-нибудь попытается причинить одному из нас вред, то я, Генрих, буду помогать Людовику, королю Франции, моему господину, против всех людей и изо всех своих сил. И я, Людовик, буду помогать Генриху, королю Англии, против всех людей изо всех своих сил, как моему человеку и верному вассалу; за исключением клятв, которые мы давали нашим людям, до тех пор, пока они будут хранить нам верность. И ни один из нас не будет укрывать врагов другого в своей стране с того времени, как его потребуют сюда»[335].

Этот договор был шедевром двуличной политики Генриха II. Людовик VII и папский легат перестали беспокоиться о браке Алисы, хотя Генрих II так и не назвал точной даты ее свадьбы.

В этом году Петр из Блуа, архидьякон города Бат, составил описание короля Генриха II. Король, пишет он, несколько порыжел, «ибо преклонный возраст и появившаяся седина изменили» золотисто-рыжий цвет его волос (в то время королю было сорок четыре года). Он уже начал лысеть, но зачесывает волосы так, чтобы скрыть появившуюся лысину. Он среднего роста, голова у него круглая и соответствует размерам его тела. Лицо – квадратное, а глаза круглые, и, когда король приходит в ярость, они изрыгают огонь. «Ступни с хорошим подъемом, ноги опытного всадника, широкая грудь и руки боксера отмечают человека сильного, энергичного и смелого». Его руки грубы и неухоженны; он надевает перчатки только тогда, когда едет на соколиную охоту.

«Ежедневно, во время мессы, совета и других публичных дел управления, он всегда на ногах – с утра до вечера. И хотя его ноги покрыты шрамами и синяками от ударов копыт неуправляемых коней, он никогда не сидит, за исключением тех случаев, когда едет верхом или ест. Если потребуется, он совершит путешествие, на которое уходит пять или шесть дней, за одни сутки». Он носит облегающие штаны без ремешков, охватывающих ноги крест-накрест; его шляпы совсем не элегантны; он надевает на себя то, что попадает под руку. «Страстный любитель леса, когда нет войны, он охотится с птицами и гончими».

Король предается непрерывной деятельности, поясняет Петр, потому что «если он не будет смирять наглость своего живота постом и упражнениями, то его плоть станет сильно давить на него огромной массой жира… Он не лежит в своем дворце, подобно другим королям, но ездит по стране и проверяет дела всех людей и судей, и особенно тщательно тех, кого он поставил судьями над другими.

Нет человека умнее его в совете, краше в речах, бесстрашнее в опасности, скромнее в богатстве, тверже в несчастье. Полюбив человека однажды, он уже никогда не изменит ему; но, возненавидев кого-нибудь, он с большим трудом возвращает ему свою дружбу. Он не расстается с луком, мечом, рогатинами и стрелами – разве только в совете или в своей библиотеке. Если ему выпадает минутка отдыха от забот и тревог, он берет книгу и читает ее в одиночестве или пытается решить какой-нибудь запутанный вопрос со своими священниками… Господин король Англии постоянно ведет беседы с самыми просвещенными людьми, обсуждая с ними разные вопросы, – такова его ежедневная учеба. Нет на свете короля более честного в речах, более изысканного в еде, более умеренного в питье, более величественного в домашних делах, чем наш король…

Наш миролюбивый король, побеждающий в войнах и великодушный в годы мира, ценит мир больше всех других вещей на земле и дарит его своим людям. Все его помыслы и деяния направлены на достижение мира для своего народа… Нигде не найдешь человека, лучше разбирающегося в стенах, башнях, фортификациях, рвах и загонах для диких зверей и рыб и в сооружении дворцов, чем наш король».

Как и следовало ожидать от друга епископа Реджинальда Батского, которому он был обязан своим продвижением, Петр заявляет, что Генрих совсем не виновен в гибели святого Томаса. Наоборот, «прославленный мученик был главным покровителем господина короля во всех трудных вопросах… Можете быть уверенными, что ни смерть, ни меч не способны были уничтожить ту любовь, которую король и мученик испытывали друг к другу в прежние дни»[336].